Радуга взаимности (Кирсанова) - страница 11

Павел

В сентябре в гимназию пришло много ребят из других школ. Мой класс оказался самым маленьким, всего 17 человек. Почему-то большинство хотят изучать экономику, а не химию с биологией. Но оно и лучше, меньше проблем, больше внимания можно уделить каждому ученику. Ребята быстро сдружились, чему я был рад и по-настоящему счастлив. Все-таки учитель – мое призвание. Никогда не думал, что найду себя на этом поприще, но пути Господни неисповедимы: оказался в школе, прижился, оперился, заматерел. Не искал любимчиков, старался относится ко всем ровно, в душу не лезть, но и безразличным не быть. А тут она…

Некоторое время я был уверен, что мне все это кажется. Я достаточно трезво оцениваю свою внешность и понимаю – не Аполлон. И ростом не особо вышел, и лицо самое обычное, и возраст не 22 и даже не 25 лет. Все-таки перевалило за тридцать. С чего бы то такой молоденькой девчурке в меня влюбиться, когда вокруг столько сверстников? Да и ухажер у нее есть, из параллельного класса. Не знаю, какие там отношения, но он часто заходит за ней в наш кабинет, и на улице их вместе видели. А потом коллеги как-то стали намекать и хихикать невпопад (женский коллектив, лишь бы сплетни разводить). Директор и вовсе предостерег в открытую: если что – голову оторву. Вот так. Сразу перестал сомневаться и всерьез задумался.

И послал же Бог мне эти глазища. Иногда становится невозможно вести урок, приходится постоянно контролировать свой взгляд, потому что никто так жадно не ловит мои объяснения, как она. И мне хочется объяснять урок ей одной. Я польщен ее любовью, я чувствую, как наполняюсь жизнью от этих глаз, но меня беспокоят пересуды, уже вовсю идущие по школе. Не хватало еще в тюрьму попасть за совращение малолетки. Я намерен сделать карьеру и не отступлюсь от этого. Но и обижать Олесю не хочется, потому что (боюсь даже подумать), когда ее нет в школе, я испытываю некий эмоциональный голод. Этот взгляд со второй парты здорово поднимает мою самооценку. Высокая, стройная блондинка с чуть волнистыми волосами и серыми, почти голубыми, глазами; рассудительная, начитанная, немного замкнутая. Она стала для меня любимой ученицей. Так что пусть себе любит, мне не жалко и даже приятно. Только вот в последнее время я стал вспоминать о ней, находясь вне школы… Вот это настораживает.

Январь 1996 г.

Павел Иванович смотрел на Олесю, которая что-то быстро писала в тетради, и невольно любовался ею. С недавних пор он ловил себя на мысли, что слишком часто и неправильно о ней думает. Мысли были приятные и игривые, весело текли звенящим, сверкающим ручейком, щекотали давно отлюбившее сердце и возвращали юность. Будучи человеком рассудительными и логичным, имея привычку добираться до сути вещей, а не плыть по течению, Павел понимал: пора останавливать этот поток, иначе он превратиться в бурную горную реку, чего нельзя было допустить ни при каких обстоятельствах. Чувства Павла к Олесе горели ослепительным, беспощадным пламенем, скрытым под толстым-толстым слоем льда, и растапливать этот лед было непозволительной роскошью. Глубоко страстный в душе, он мастерски умел скрывать свои чувства от посторонних, ему были чужды любые сантименты и романтические слабости. То, что происходило с ним сейчас, несколько выбивало его из привычного ритма жизни, от чего на сердце становилось горько, и радость сменялась отчаянием – чувством, дотоле не ведомым и поэтому пугающим.