За дверью послышались шаги, и в класс вошла учительница физики, Марина Ивановна. Всегда выглядевшая с иголочки, с длинными, красиво накрашенными ногтями, непременно на каблуках-шпильках, она вызывала восторг у старшеклассниц и желание подражать этой непоколебимой уверенности и стилю. С учениками она общалась свободно, не сказать, что всегда справедливо (были у нее свои любимчики), но в целом ученики любили и уважали Марину Ивановну за способность преподнести сложный материал интересно, жизненно, без напускной важности и критики бестолковых детских голов.
– Паша, я смотрю твои тоже закончили уборку. Что-то я устала от их оголтелой суеты. Как в начальных классах учителя работают, не понимаю, там же такой бедлам каждый день!
Марина Ивановна не заметила Олесю, обратив свой взор сразу в дальний угол класса, на Павла Ивановича.
– Да, вот только Олеся мне помогает, остальные разбежались по домам, – кивком указав на девушку ответил Павел Иванович.
Марина Ивановна обернулась.
– Ой, Олеся, извини, я тебе и не заметила. Притаилась как мышка. Ну тогда не буду вам мешать своими разговорами. Зайду попозже, – с хитрецой и легкой доброй ухмылкой произнесла она, направившись к двери.
Олеся заканчивала работу. Передавая готовую стопку Павлу Ивановичу, она почувствовала прикосновение его рук к своим и поняла, что это было не случайно. Он намеренно дотронулся до ее пальцев, однако длилось все это не более двух секунд.
– Большое спасибо, Олеся, ты мне очень помогла.
– Не за что, ПалИваныч.
Она взяла сумку и, попрощавшись, вышла из класса. Ее переполнял восторг и чувство единения с любимым. Ей хотелось остаться и сделать еще что-нибудь, но повода для этого больше не было.
Павел проводил глазами Олесю и упрекнул себя в малодушии. Опять он позволил себе больше, чем того требуют приличия. Придумал историю с печатями, хотя до экзаменов еще почти месяц, сам бы поставил. Он знал, что Олеся отзовется на его просьбу, так и случилось. Вообще он редко когда ошибался. Опыт взрослого человека подсказывал ему возможные варианты развития событий, однако подростковое чувство влюбленности вносило коррективы в его планы. Он хотел поговорить с Олесей, честно признаться во всем и попросить ее забыть такую бесперспективную любовь, для ее же блага. Но не сумел. Не захотел лишать себя удовольствия видеть влюбленные голубые глаза, устремленные на него с неиссякаемым обожанием и преданностью. «Я понял вдруг простую вещь, мне будет трудно с ней проститься…», – в голове Павла сами собой прозвучали слова «Ночной птицы».