Парень вздрогнул и посмотрел на своего кудрявого друга. Голоса в голове резко затихли, мир принял прежние краски, голова стала болеть немного меньше. Тревожность, затаившаяся за грудиной, зашевелилась и свернулась в плотный комок.
Несколько раз по дороге Дима слабел и падал в кусты, оступаясь при каждом пересечении неровностей. За время обратной дороги он заметно ослабел, мешки под глазами и бледность кожи стала заметней. На небольшом привале он вновь отказался от пищи, чем заметно раздосадовал сердобольного Леву. От предложенной помощи он также отказался, ссылаясь на какую-то простудную инфекцию. Сам Дима, честно говоря, и не знал, что с ним происходит. После похода в деревню, помимо периодически мелькающих образов со старых фотографий, ему всюду мерещились пульсирующие зрачки, окруженные серой радужкой той странной девочки, иногда он слышал бормочущие едва слышные голоса, будто просящие его о чем-то, требующие непонятно чего. Он часто отвлекался, стал рассеянным, не сразу понимал, о чем с ним хочет поговорить друг.
Как они добрались в город, он не особо запомнил. Все деньги, благо, находились у Левы, который щепетильно распределял финансовые операции. Вернувшись обратно, они решили на следующий день поутру незамедлительно отправиться в полицию и рассказать, что обнаружили в загадочной деревне. Ночь Дима провел в горячке, постоянно вскрикивая и просыпаясь. Ему снилась странная старая полуголая женщина с длинными седыми растрепанными волосами, сидевшая возле костра посреди выжженной лесной поляны, неотрывно глядящая на него серыми полутемными зрачками. В руках у нее были четки, мелкие косточки и непонятные жетоны с мелкими рисунками, значение которых Диме было неизвестно. Она все смотрела и смотрела, мерно покачиваясь из стороны в сторону, бормотала беззубым стянутым ртом непонятные слова. Голос ее был груб, низок, отдавался расщепляющей хрипотцой. После прочтения странного монолога старуха неоднократно предлагала Диме присесть на траву рядом с ней, но он раз за разом отказывался. Женщина огорчалась, злилась, но в конце махала на него рукой и, буравя взглядом немигающих серых глаз, продолжала нашептывать ему свои непонятные тексты. Один раз он увидел, как к старухе подбегала та самая девочка в белом платьице с плетеной корзинкой, что-то сказала на ухо, та одобрительно кивнула, и девочка вновь испарилась.
Наутро сны перестали являться Диме, и он смог крепко и беспробудно погрузиться в спокойствие. В полдень его телефон уже разрывался от пропущенных звонков и сообщений беспокойного друга. С большим нежеланием оторвав голову от подушки, он схватил неугомонный прямоугольник и ответил на очередной входящий вызов.