В порыве кусаю за лопатку, где набита тату. Роза с шипами. Да твою ж мать! Так быстро с девушки я еще не слетал никогда.
– Касатка, ты что тут делаешь?! – спрашиваю сорвавшимся голосом.
Этого просто не может быть! Абсурд какой-то!
– Ты не охренел, Хишанов?! – возмущенно подскакивает Юля. – Ты же сам мне телефон оборвал! Я к тебе сюда от мужа сбежала, козлина ты неблагодарная!
– Данунах!
– Еще на коленях ползал, прощения просил, в любви признавался, урод ты пропитый! Я же поверила тебе! Решила от мужа уйти!
Касатка продолжает истерить. От ее воплей голова разбухает до размера футбольного поля. Падаю назад на кровать и прижимаю к голове подушку, только бы не слышать это раздражающий писк.
– Рууус! – толкает меня. – Рууус! В дверь звонят!
Отрываю голову от кровати с большим трудом. Реально в дверь звонят. Твою мать!
Эля
Шезлонг уютно поддерживает тело. Лениво потягиваюсь, разминая мышцы. Давненько я так долго не лежала без дела. Невольно улыбаюсь этому факту. Едва ощутимый ветерок ласкает нагретую кожу. Ммммм. Как же хорошо!
– Доча! Ну куда ты тащишь Кирилла?! Он еще очень маленький! – рядом со мной взволнованно кричит Карина.
Приподнимаю голову. Маленькая идейная блондиночка снова хулиганит. На этот раз…
– Я блатику мил паказю, – заливисто хохочет Маринка, продолжая тянуть за собой голубую люльку.
И чья была идея поставить ее прямо на траву? Почему не установили шасси? Хотя, разве бы Маринку это остановило?
Женька во всю смеется, за что получает журналом от жены. Однако мы продолжаем греться на солнышке. Какой прекрасный выдался июнь! Тепло, вода отлично прогрелась, и небо ясное-ясное.
Несмотря на напускное спокойствие, глава семейства Орловых пристально следит за происходящим. Эталон среди отцов, я бы сказала.
– Мамуля, мы есть хотим, – вырастает напротив меня блондинистый аполлон, отбрасывающий массивную тень. Маленький сверток в его руках жалобно пищит.
Мда, некоторым еще учиться и учиться быть папочкой. Но и Москва не сразу строилась.
– Сереж, так бутылка в подогревателе.
Внезапно, все, кто был рядом, исчезают. А мир становится безжизненно серым. Кажется, кроме ударов собственного сердца я не слышу больше ничего. Мне страшно и тоскливо и лишь стук, отдающийся в висках, превращается в пип-пип-пип.
Какой же противный писк, господи! С трудом открываю глаза. Светлые стены, белый потолок, яркий свет – резью бьют по глазам. Нос моментально улавливает запахи медикаментов. Больница?! Опять?! Ну за что мне все это?!
– Эля, вы меня слышите? – нависает надо мной белый халат с довольно возрастными глазами и низким голосом. Больше ничего распознать не удается, ведь лицо скрыто маской, а голову покрывает шапочка.