Зато родословную свою могли перечислить аж до Святого Древнего Покровителя… Интересно, где были все те молодые и образованные парни, выпускники военной школы, его одноклассники?
Рамер уже не удивился, когда понял, что от его выпуска осталось меньше десятка. Кто погиб в пограничных стычках — почему-то туда молодых и сильно умных посылали особенно часто, кто сложил голову в дуэлях. А кто просто спился, не выдержав столкновения с реальной жизнью.
И с этой армией Рамеру предстояло воевать четыре мятежные провинции. Как?
Генералы снисходительно объяснили, как сие будет происходить. Они подойдут к столице провинции, встанут под ней лагерем, вызовут наследника… И будут долго торговаться, за какую виру молодому и неопытному владыке простят родную кровь.
Ответом на этот, с позволения сказать, военный план было еще семь пятен на полу походного шатра. Как раз по числу оставшихся в живых одноклассников.
Столицу мятежной Рамтьерры Рамер со злости и с разгона спалил до тла, дав жителям ровно одну клепсидру, чтобы выйти в том, что на себе. Кто не успел — тот опоздал. Ибо нечего бунтовать, когда в Империи жрать нечего и война на пороге…
Вторая — почти уцелела, отстраиваться ей придется долго… Третья благоразумно сдалась, как только увидела армию Его Императорского Величества.
А до четвертой Рамер не дошел.
Получил новость — бунт в столице, императрица — мать брошена в тюрьму и, по словам верного человека, в очень плохом состоянии.
Вот тогда оно в первый раз и свершилось. В первый раз на глазах подданных.
Его Императорское Величество Рамер Девятый обернулся громадным змеем. И, разметав палатки хвостом, полетел к Аверсуму. Полетел в переносном смысле, змеи не летают — но двигался он так быстро, что армия так и не смогла его догнать. Ни на второй день. Ни на четвертый, когда столица уже горела…
Армия подоспела как раз к похоронам вдовствующей Императрицы, которую сын только чуть-чуть не успел спасти.
И очень вовремя подоспела. Потому что в Империи подняла голову третья сила. Жрецы… И быть бы смене династии, но… Армия успела оценить молодого вождя, с которым она впервые попробовала вкус победы. Правда, горьковатый — победы в гражданской войне — они такие. Но солдаты признали Рамера своим — и Страх Божий их напугал… не сильно. Зато Жрецы призадумались.
Конфликт в конце концов разрешили миром, но мир этот был зыбким, как мостки, провешенные над черным окном болотной трясины. Шаг влево, шаг вправо — и смерть.
С тех пор мало что изменилось. Разве что орать стали потише. Зато шепот за спиной слышался все чаще и чаще, и Рамер ловил себя на мысли, что предпочел бы какой угодно громкий вопль, пусть даже нецензурный — но в лицо. Мечты… мечты…