Вечером приходит мама и застает меня чересчур задумчивой.
— Что случилось, Алена? Ты сама не своя, лицо, опухшее от слез. Опять плакала?
— Ничего, — безразлично отвечаю, — просто о Саше вообще нет никаких вестей. Я просто хочу знать, что с ним все в порядке, и что он счастлив без меня. Как одержимая набираю его номер каждый день, но он недоступен.
— Аленушка, ну зачем тебе все это знать? Зачем себя мучить? Разве тебе легче станет, если узнаешь, что у него есть другая девушка? Он бросил тебя здесь одну, когда ты так отчаянно нуждалась в помощи! Струсил, сбежал, как собачонка, поджав хвост! Разве ж это мужской поступок? И ни звоночка за целый год. Не стоит этот твой Саша того, чтобы так по нему убиваться. Он просто сменил номер и затерялся в мегаполисе. Не нужно его искать, детка. Борись не для него, а для себя.
— Я просто его люблю до сих пор, мама, и хочу, чтобы у него все было хорошо.
— Ты лучше о себе подумай! Сколько месяцев ты не выходила на улицу? Да что там месяцев — больше года! Там уже лето. Это самое прекрасное лето уже потому, что мы можем наслаждаться ярким солнцем, вкусной едой, наблюдать, как играют дети. Мы живы, пока что-то чувствуем. А ты хоронишь себя в четырех стенах.
— Не могу выйти в люди в таком виде. Они будут смеяться надо мной, показывать пальцем в мою сторону. Или сочувственно кивать головой вслед.
— Боже мой, что ты говоришь?! Никто не будет смеяться над твоим положением. Ты красивая девушка, и это ничего, что временно в коляске. Это не стыдно, и не унизительно. Инвалидное кресло — это просто средство передвижения, которое значительно облегчает жизнь. Прими это, и живи счастливо, родная моя.
Мама не выдерживает и второй раз в жизни плачет при мне. Первый раз был, когда она через несколько часов после звонка сиделки прилетела из другого города на самолете и увидела, в каком я нахожусь состоянии. Ну вот, сейчас давление скакнет, и опять придется вызывать скорую помощь для нее. Теперь настала моя очередь утешать маму:
— Мам, ну ты чего? Маааам. Ну не плачь. А хочешь, прямо сейчас выйдем вместе на улицу?! Ради тебя смогу. Только ненадолго, и туда, где безлюдно. Хочешь?
— Ну, конечно же, хочу, милая! Давно тебя прошу об этом, а ты все отнекиваешься.
Мы синхронно всхлипываем и подбираем мне наряд для выхода «в свет». Хорошо, что медработница тогда не восприняла мою просьбу всерьез и не отдала мои вещи нуждающимся людям. Как же стыдно мне вспоминать этот день! Поддалась отчаянию, с головой утонув в жуткой депрессии, и чуть не совершила страшный грех. Спасала себя. Как будто что-то может быть хуже смерти! Не может. Пусть я больна, зато жива, дышу, и даже могу приносить пользу этому миру.