Варвара крутнулась на каблуках, и, не дожидаясь возражений, высоко подняла голову и поспешила в свой кабинет. Евсеич в сердцах сплюнул под ноги размокшую сигарету, растоптал её сапогом и полез в карман за другой. Женщины сбились в кружок и стали распределять между собой Стешиных осиротевших коров.
– Ох и Варвара, уже позабыла, сколько раз Стеша её выручала, почти всех тяжёлых первотёлок после своей группы раздаивала. И всё ведь за просто так, хоть бы раз копеечку какую ей за это накинула. – сердито проворчала Надя, переживавшая за подругу.
– Варвара больше о хозяйском кармане печётся, чем о нашем. – вздохнула тётя Рая, – боится, как бы её с должности не подвинули.
– Тут после своих коров пальцев не чуешь, а после Стешиных и вовсе без рук останешься. Они ж кроме неё молоко не отдают никому.
– А что делать? Петь им песни, как она, что ли?
– Да ты если запоёшь, то и остальные молоко придержат, не только Стешкины. Когда уже нам поставят доильный аппарат? Уже столько лет обещают, и до сих пор ни тпру, ни ну.
– Раньше мы все на пенсию поуходим, чем они на аппарат разорятся. Живём, как в прошлом веке, всё руками да вилами…
– Хозяева экономят на всём. Привыкли на бабах выезжать, так хоть бы платили как следует, куркули несчастные!…
– Ага, заплатят, держи карман шире. Ладно, бабоньки, хватит митинговать, айда работать. Думала, приду домой пораньше да хоть ведра два – три картошки в землю вброшу. Ростки скоро из – под кровати полезут, а тут опять не слава богу.
Местный участковый Яков Фомич корпел над отчётом, когда старый чёрный телефон, стоявший на тумбочке, задребезжал резко и требовательно, будто напоминая, что главным в этом кабинете является он, а не всякие там мобильники, которых толком даже из кулака не видно.
– Слушаю… – ответил Фомич, зажимая массивную эбонитовую трубку между щекой и плечом, и продолжая писать.
– Алё… Алё… – отозвалось в трубке.
– Да слышу я. Кто это?
– Это я, Евсеич.
– Не понял…
– Да Евсеич я, который с фермы.
– Ага, с фермы… Теперь узнал. Здорово, Евсеич.
– Здорово, Яков Фомич. Похоже, у нас опять беда.
– Что там у вас стряслось?
– Да Буренкова Стеша снова пропала.
– То есть как пропала, куда?
– Так никто не знает. Второй день на работу не является.
– Почему это сразу «пропала»? Может приболела, потому и не является. Сейчас вон грипп какой ходит.
– Подруга к ней заходила, и не раз. Говорит, дома нет никого…
– А, может, с Митяем не поладила, да и сбежала куда подальше, к какой – нибудь другой подруге? Митяй ведь поганец ещё тот. А женщины, они какие, терпят – терпят, а потом так взбрыкнут, что и нарочно не придумаешь.