Такой оживленный до моего появления разговор обрывается, зависает неловкая – ну, как мне кажется – пауза. Макс глядит то на меня, то на Никиту, явно ждет пояснений. Я ему помогать не собираюсь, я вообще тут на заячьих правах, чтобы вносить хоть какую-то ясность. Но Никита тоже молчит.
Пока все изображают из себя партизанов, я искоса разглядываю новенького: густую поросль на подбородке и щеках, даже над губой – бр-р! Черные, как уголь, волосы модно уложены – сейчас многие с таким хохолком ходят. А еще под рубашкой свитер с яркими надписями – цветной террор какой-то.
Наливаю себе воды и сквозь стакан наблюдаю за размытыми тенями. Почему они молчат? Никита спокойно ходит по кухне – чашки в посудомоечную машину загружает, сполоснуть так сложно? Что я и делаю с опустевшим стаканом в руке.
Когда выключаю воду, тишину взрывает беспощадный речитатив каких-то гангстеров, судя по их «пиу-пиу» и всяким известным нецензурным словечкам на английском. Парень отвечает на звонок, тут же заливается смехом, даже на стул откидывается. Он очень громкий, если честно. Врет, не краснея, в трубку, что как раз «о ней» говорил.
– Мы подъедем! Да, собираемся выдвигаться. Не скучай без меня.
И снова раскат хохота.
Да уж. Чувствую, пора удаляться. Заправляю волосы за уши, мну край футболки, подбираю слова. И только отталкиваюсь от столешницы, на кухню, свесив набок язык, забегает невероятной красоты шерстяное чудо. Такое пушистое! Рыже-белый щенок колли.
В голове щелкает: теперь я узнала этого Макса, вспомнила его. Он тот парень, что заглядывал во двор, пока Никиты не было.
– Это кто у нас тут такой хороший? – опускаюсь коленками на пол и тормошу красоту. – Какая у нас шубка красивая! А глаза, глаза-то какие умные! Дай лапу.
Я прошу, и мне тотчас отвечают. Макс довольно аплодирует.
– Это мы умеем, – говорит он, пока я начесываю уши и мордочку.
Чудо облизывает меня. Ой, смачно так и прямо в лицо! Я заваливаюсь на спину и смеюсь в полный голос, а меня вновь и вновь атакуют милотой, что зашкаливает. Пока не ловлю прямой взгляд над собой.
– Что? – Я снова становлюсь дерзкой фурией.
Животные, особенно собаки, и правда мое спасение.
– Ты ей сейчас сказала больше слов, чем за все время нашего знакомства, – выдает Горский, глядя сверху вниз со странным прищуром.
Кто бы говорил.
– Так ты у нас девочка! – бормочу, выхватив нужную информацию. – И как ты, малышка, выносишь общество снобов?
– Ты не обобщай! – влезает Макс, закончив разговор по телефону. – Поужинаем в «Аляске»?
Это он уже на Никиту переключается. А Горский кивает в ответ, натягивает свитер на майку. Черный. Почему даже черный цвет подчеркивает его глаза?