Никита беспокойно вскинул голову и машинально повел носом, ища привычный запах, без которого он уже давно не представлял своей жизни.
Никита отчётливо помнил день, когда для него все изменилось. Он не знал точную дату и в месяцах мог запутаться — то ли июль, то ли август; но свои ощущения мог описать так досконально, словно это произошло вчера.
Настя тогда уехала в летний лагерь на море и Никита целых три недели изнывал от скуки и непонятной тоски, а после долгожданного известия о возвращении Насти, со всех ног бросился к любимой подруге детства.
Дверь ему открыла вездесущая Катька и сразу что-то затараторила, но Никита её почти не слушал, оглушенный странным запахом из квартиры.
А потом из кухни вышла улыбающаяся Настя и Никита понял, что пропал.
Девчонки смеялись, разговаривали, ходили по комнате, а Никита, как зачарованный смотрел на Настю и ничего не мог понять, как и перестать пялиться на нее.
— Никита, ау! Ты с нами? — Настя похлопала его по плечу и склонилась низко-низко, отчего прядь ее волос скользнула Никите по щеке и он задохнулся от красоты этого движения и от Настиной, конечно.
Солнечные лучи играли бриллиантовыми переливами в ее пшеничных прядях, тени от длинных ресниц подрагивали на молочно-белой коже лишь самую малость тронутой персиковым загаром, и Никита ошеломленно рассматривал каждую новую деталь в облике подруги, словно видел ее впервые.
Девчонки оставили его в покое и погрузились в беззаботное общение, а Никита так и просидел молча, лишь невпопад кивая на обращённые к себе вопросы, чем вызывал ещё большее веселье у подруг.
С того самого дня для него все и изменилось и нельзя сказать, чтобы к лучшему. Настя ничего не замечала и Никита испытывал неудобство от того, что не может относиться к ней, как продолжал относиться к Кате. Ему казалось, что стоит Насте заподозрить его в тайных чувствах, и общению придет конец. А эта мысль приводила его в отчаяние, и поэтому Никита изо всех сил скрывал свои истинные желания, да так хорошо, что временами и сам верил в их дружбу.
А потом появился голос. Вернее, даже не отдельный голос, а полноценная вторая личность, причем очень настойчивая и сильная. И эта самая личность диктовала и навязывала неприемлемое для Никиты поведение.
"Давай, поцелуй её", — повелительно толкал голос, когда Настя на выпускном кружила с Никитой в медленном танце.
"Слабак, убей его!" — рычало в голове при виде одноклассника, держащего Настю за руку.
"Ну же, не будь тряпкой, возьми её, она твоя", — облизывался этот некто при виде загорающей в крохотном бикини Насти.