– Ну это уже психушка какая-то,– отвернулся Андрей и начал всматриваться в глаза Дмитрия, угадывая его домыслы.
– Что же он скажет?– спросила Алина. Она вдруг тоже стала ожидать чего-то от Дмитрия.
– А по-моему… Это не психбольница,– резко, с оттенком воинственности сказал он.
– Как?
– Я серьёзно…
Алина удивилась и на мгновение сбилась с того ритма игривости, с которым разговаривала до этого.
– Ясно… Нет, я-то знаю, что ты имеешь в виду, но ты объясни. Мне интересно, как ты собираешься в этом блудить.
– Смотри. Это не дуралейство и не безумие, это, что называется, беситься от жиру. Поняла?
– Фу, это грязно.
– А ты точно поняла?
– Поняла.
– А теперь смотри дальше. Можно говорить о каких-то чертях и быть сумасшедшим на самом деле. То есть таким, как, знаешь, наполеоны, ленины, гитлеры в дурдомах. Вот эти больные, но в другом роде. В самом настоящем роде, в самом первом. Им кажется, что вокруг них злые духи летают и всё такое прочее. А можно говорить о демонах и не быть дурачками. Вот эти-то безумцы, так сказать, от безделья. Или от избытка. Только у тебя другой избыток.
– Да,.. Избытки у нас с тобой разные,– рассердилась Алина, но словно не на Дмитрия, а на избытки.
Андрей вздумал вскочить, но растерялся, быстро проговорив:
– Тут уже мистика какая-то.
– Точно,– ухмыльнулся Дмитрий якобы дождавшись именно такого определения.
– Я ведь пошутил. – – А я почти нет. Это полумистика. Без сатаны с крыльями и пастью змеи, без демонов с кровавыми клыками, как у волков.
– То есть самая страшная полумистика, да? Попробуй сказать, что нет.
– Самая страшная. Тут и человек, как дьявол, и дьявол, как человек.
Настя, якобы чтобы отвлечься и успокоиться начала креститься. На неё, как нарочно, никто не смотрел. Она достала из-под футболки крестик и пыталась целовать его, почти всякий раз промахиваясь: до того она обезумела от страха и стыда. Щёки её горели. Настя приготовилась к самому страшному. Смущение было её и девственное, и бабье. Глаза наполнялись слезами.
– Про Бога-то забыли,– кашлянул как-то по-старчекси, по-схимнически Андрей.
– Бог, может быть, для всех один; а вот дьявол у каждого свой,– Дмитрий пробормотал куда-то в глубь себя, в пучину своей души; пробормотал низко и отчаянно.
– Не хочешь ли ты сказать, что… Ты и сам… Ну того?– так рьяно встрепенулся бывший жених, что и почти протрезвел, и позабыл про размолвку.
– Что того?
– Ну, в некотором смысле, того?..
– Дьявол, что ли?
– Ага.
Дмитрий хрипло захохотал.
– А ведь ты угадал,– сказал он раненым, облитым кровью голосом. Его лицо постепенно принимало прежний вид сурового, но отчего-то неуверенного могущества.– Я – дьявол, но я в него не верю.