Последовали те пустые разговорчики, которые нужны для того, чтобы хотя формально забыть о предыдущих толках. Беседовали о футболе, об общих знакомых, о том, что и о них самих кто-то в тот момент беседовал…
То и дело, как-то невзначай, повторялось следующее:
– Хороша!– подкатывал глаза Дмитрий.
– Да, хороша!– поспешно кивал жених.
Всё это выглядело наиграно, точно было заготовлено заранее, потому что и тот, и другой после таких слов якобы терялись и неосторожно перебивали друг друга.
Очень скоро они спали смотреть на Андрея с той неловкостью, с которой взирают на человека, испытывающего самое неприятное смущение. Начинались шутки, а затем опять:
– Хороша!
– Да, хороша!
Жених совсем был хмельной, без повода смеялся и серьёзнел попеременно. Скука начиналась содомская и липкая. К тому же Мелюков всё так же утомлённо моргал и смотрел на угощения. Картина вечера рисовалась тошная, бездарная и заразная. Но произошло то, чего, вряд ли кто-либо из гостей ожидал. Позвонили в дверь.
Глава 2. Мальчишник. Акт второй. С девушками
Открыл хозяин. Сразу раздались девичьи возгласы, стук каблуков и ругательства. Были слышны женские голоса. Одна из девушек настойчиво уговаривала другую войти.
Алина вошла в комнату. Она держала за руку сопротивлявшуюся двоюродную сестру Настю.
Невеста усадила её на диван. Настя была тоненькая блондинка среднего роста с чёрными, по-азиатски расположенными глазами. Смешение татарской кроткой прелести со славянским холодным, надменным изяществом составляло главную остроту её привлекательности, возможно слегка ненавязчивой, знание напрасной тонкости которой отражалось на характере. Настя явно боялась сестреу. Даже несмотря на то, что той было на три года меньше. Алина к девятнадцати годам полностью овладела чувствами родственницы, не подозревая того, что Настя только притворялась в своём страхе перед ней.
Сходства между ними не просматривалось никакого. Разные взоры, движения, повадки. Алина была совсем низкого роста, но ей всё равно как-то удавалось глядеть на сестру свысока, почти прикрывая светло-голубые глазки ресницами.
Даже отбрасывая в сторону её рост и худобу, можно было подумать, что Алина походила на дюймовочку: тонкие губы, маленький остренький нос, кукольные ручки и пальчики, покорное наклонение головы. А в глазах напротив: буря, пламя, бунт.
На ней было короткое, лёгкое белое платье. Алина поправила рукой длинные тёмно-русые, почти чёрные волосы и вскрикнула:
– Здравствуйте, мальчики!
Ту же Настя вскочила и двинулось было к выходу, но сестра толкнула её к дивану. Та уселась. Настя явно была одета наспех: в старой чёрной футболке и чёрных джинсах. Волосы растрепались, что её удивительно украшало. Она, зная это, их нарочно не расчёсывала, придавая себе вид немного отвлечённый. Настя подобрала губы и плотно сжала их, ещё сильней похорошев. Она, как и Алина, выглядела абсолютной красоткой, но её прелестью трудно было наслаждаться. Сверкало в ней что-то тихое, покорное, несмелое, семейное. В таких красавиц или не влюбляются вовсе, или влюбляются, но слишком поздно.