С тех лет мой великий земляк стал моим любимейшим писателем, имя которого произношу с благоговением.
Книгочеев в нашей роте было много, с книгами мы не расставались ни днем, ни ночью. Брали их в наши дальние прогулки, чтобы почитать на природе, пряча их под нашими гимнастерками, так как держать книги в строю не разрешалось. А на ночь клали их себе под подушку.
6. Первая любовь
Другим увлечением тех детских лет, начавшимся весной 1944 года, была музыка. Одни записывались в струнный оркестр, тренькали на балалайках, мандолинах, а мне почему-то понравился рояль - этакое черное, как жук, несуразное чудище, из которого можно извлекать музыку. Может быть, тут сыграло мальчишеское, а может, неосознанное еще классовое самолюбие: неужели дворянам и прочим буржуям из фильмов можно играть на рояле прекрасную музыку, а нам, детям рабочих и крестьян, нельзя? Тресну, а научусь играть на рояле не хуже того киношного белого офицера! Мальчишеская самолюбивая цель вскоре переросла в стойкое и долгие увлечение. Но здесь меня поджидала беда, которая чуть было не погубила мой интерес к музыке. Неожиданно для себя я влюбился в нашу преподавательницу музыки Галину Макаровну Листопадову. Когда я впервые открыл дверь класса, куда пришел проверить свой слух и музыкальные способности, я буквально остолбенел! Мне навстречу шло дивное существо, так поразительно красива была совсем еще молоденькая наша преподавательница, стройная, тоненькая, как березка.. Я не мог оторвать глаз от ее лица, от ее огромных черных глаз под тоненькими стрелками бровей.
На первых нескольких занятиях я не понимал, что со мною происходит. Вроде бы и соображаю нормально, как и все мои товарищи по роте, а приду на занятия к Галине Макаровне, ничего не идет в голову, никакие объяснения не лезут в мою башку, чувствую себя балдой и от этого еще больше теряюсь. Страшно хотелось глядеть на ее лицо, в ее огромные, черные глаза под соболиными бровями. Но я не мог поднять свой взор, боясь, что она заметит в нем изумление, восторг, все поймет и рассмеется. А когда она своими тонкими изящными пальчиками пыталась поправить мои пальцы, с обкусанными ногтями и заусеницами, неумело нажимавшими клавиши, я конфузился, отдергивал руку, краснел и еще больше терялся. Постепенно я пришел к мысли, что я просто, как последний слабак, как хлюпик, влюбился в эту девушку и ужаснулся. А тут еще мой горький жизненный опыт подтвердил великий грузинский поэт Шота Руставели в своей поэме "Витязь в тигровой шкуре", которую я только что одолел и все хорошо понял. Надо же, Автандил, такой героический парень, храбрейший витязь, на протяжении долгого времени мучается из-за какой-то девчонки! Ему бы бить персов, напавших на его любимую Грузию, а потом идти на помощь Дмитрию Донскому, в его борьбе с проклятыми татарами, а он терзается, переживает из-за этой самой любви!