Да, так будет лучше. Делия не будет беспокоиться о нем, о своем слуге всерьез. По крайней мере, он сам так думал. Хоть Делия и была его другом с очень давних времен, но беспокойство было чуждо юной госпоже. Да, жизнь и покой Мильвена были ценны для нее, но сейчас мысли ее были запутаны, и она сама не могла с ними разобраться. Это было то особенное ее состояние, в котором она находилась впервые за свои девятнадцать лет, поэтому она была слаба, не способна противиться порыву своих тайных чувств.
Распаковав свои пожитки, большую часть которых подарила Делия, Мильвен вышел на балкон. Приятный свежий воздух опьянял его, одурманивал, как дорогой коньяк, который частенько любил пить его новый знакомый. Тревога отступила, и душа садовника была спокойна, как у ребенка.
Он никогда не отличался особой сообразительностью, но был умен и начитан, чему опять же поспособствовала младшая Миллиал. У них с самого начала, как он попал в поместье, сложились странные отношения. Она, можно сказать, воспитывала садовника, приучала его к искусству, к литературе. Девичьи романчики, конечно, пришли постепенно, но именно они укрепили связь между нашими нежными друзьями.
У Ажервана была красивая светлая кожа, глубокие черные глаза-пуговки. Этот молодой человек вполне мог сойти за аристократа, если приодеть его в дорогой, солидный костюм, причесать непослушные волосы. Но его робость и нерешительность стали бы преградой на пути к такому образу. Конечно, это лучшие черты молодого человека, которые есть и у самых почтенных, высокопоставленных людей.
Мильвен гордился своим происхождением, хоть и не славился голубой кровью, славным родом. Он был обычным человеком с обычной судьбой. Вот и сейчас он здесь выполняет задание своей хозяйки. Это все. Потом он вернется в поместье господина и продолжит привычный образ жизни для слуги. На этом его роль закончится, о нем больше никто не вспомнит, не заговорит. Садовник это понимал и уже давно смирился.
Быть верным и справедливым. Он пообещал себе быть именно таким. И он с честью и совестью выполнял обязанности своей души, точно знал, чего хочет получить от этой истории.
Матушка гордилась бы им, узнав о доблестном имени слуги своего единственного сына. Она хотела, чтобы он был счастлив, даже если она уже не увидит улыбку на его доверчивом лице. Все дело в том, что она была больна и не хотела навязывать сыну свое измученное лицо, свой опустевший образ, исхудавшее тело. Она была честная женщина с обычными желаниями и целями. Рождение сына было для нее долгожданным событием, и она всегда лелеяла его, как ангела, подаренного богом.