Где-то рядом с собой я услышал детский шепот, разговаривающий с кем-то, чей голос я не мог услышать. Прислушиваясь к одинокому шепоту, я пытался понять хотя бы одно малейшее слово, но, когда мне постепенно это начало удаваться, шепот внезапно прекратился. Тогда я снова остался один в этом темном пространстве, и глаза мои постепенно начали привыкать к кромешному мраку. Мне было не по себе находиться здесь, ощущать на себе неживой настойчивый взгляд, прожигающий меня насквозь. Мне хорошо известны эти ощущения, отчего сердце мое замирает, а кончики пальцев начинают быстро неметь от ледяного покалывания. Когда глаза мои окончательно свыклись с темнотой, получив возможность увидеть тот мир, в котором я оказался не по своей воле, я был готов снова ослепнуть, чтобы больше никогда не видеть то, что темнота настойчиво скрывала от чужих глаз.
Вся комната была заполонена мертвым терновником, бездушно захватившим в свой плен каждую мелочь, каждую деталь просторной, но очень одинокой комнаты. Я с трудом мог передвигаться по этому пространству, не задевая острые шипы давно высохшего растения. Скользя по каждому уголку комнаты, он сползал в окно, тайком крадясь по каменной стене поместья в сторону мрачного леса, исчезая где-то в жгучей темноте хвойных деревьев.
Я был уверен, что позади меня кто-то, замерев, без конца наблюдал за мной, истощая тлетворный горьковатый запах, от которого я никак не мог спастись. Затаив лихорадочное дыхание, я медленно обернулся. На обвитой терновыми лозами кровати сидел скелет ребенка в разорванной грязной одежде, которая уже бесформенно свисала с его холодных костей. Из его ребер, точно из клетки, прорастал терновник, колючей проволокой спускаясь по его ногам.
Приблизившись к недвижно сидящей фигуре, я внезапно вспомнил, как Чарлз, после потери своей дорогой семьи, перетащил закоченевшее тело младшего из близнецов в эту комнату, возложив рядом с телом старшего, подменил несчастные души местами. Устав от тирании старшего сына, которой не было конца для всей семьи, Чарлз подарил мне новое тело, жизнь в котором еще не совсем умерла. Но спустя столько лет, когда, кажется, кошмар должен был уже давно прекратиться, он вернулся, чтобы вернуть себе все, что по праву всегда принадлежало ему.
Элиас никогда не был таким, каким его хотели все видеть, каким его надеялись когда-то увидеть. Постоянно оставаясь наедине с собой, он мечтал когда-нибудь стать счастливым, покончить со своим одиночеством, в котором он тайно нуждался. Причиняя боль другим, он думал, что искренне может понять их чувства, поверить, что кроме ненависти и боли в мире больше ничего не существует. Я был не таким, как он, и это его всегда задевало. Я мог чувствовать, понимать чувства других, различая двух невероятно похожих, но таких разных близнецов, которые просто пытались понять друг друга, – Добро и Зло. Искреннее веря в любовь, я был жив, в то время как сердце Элиаса давно перестало воспринимать жизнь всерьез.