– Может, это я придаю всему слишком большое значение? – прошептала она. – Может, нет ничего плохого в любви к нему? Пусть даже если я вернусь домой, оставив его здесь…
Звуки шагов заставили Эбигейл встрепенуться. Она прошла вглубь комнаты, делая вид, что работает.
– Эбигейл… Я слышал это имя много раз, прежде чем познакомиться с тобой.
– Не удивительно. Довольно популярное имя.
– Я о другом. Луи только и говорит: "Эбигейл, Эбигейл, Аби…" Он придумал тысячи сокращений твоего имени, но не решился их использовать. "Вот когда мы с Эбби будем ближе друг к другу…"
– Зачем ты говоришь мне это? Я думала, такие разговоры остаются между друзьями, – девушка сощурилась, присматриваясь к силуэту собеседника. Майкл не выглядел враждебно, но что-то в его позе не давало покоя.
– Я просто пытаюсь наглядно объяснить тебе.
– Объяснить что?
Парень вздохнул, словно не желая произносить слова вслух.
– Луи не хочет, чтобы ты возвращалась. Ты ему нравишься.
– Я знаю, – как можно ровнее ответила Эбби.
– Тогда ты задумывалась. Должна была задуматься. Может… Может, Луи рад, что часы исчезли?
– Ты… Что за намеки?
– Никаких намеков. Я говорю прямо.
– Нет, ты пытаешься вселить в меня сомнение. "Что если Луи специально потерял часы?"
– Я не говорил это.
– А что тогда? – она нахмурилась.
Руки тряслись от нарастающей злости. Но злиться нельзя. Скрестив руки на груди, девушка уставилась на собеседника, что стоял в тени кладовки и не собирался выходить к свету.
– Если хочешь найти часы, то тебе стоит прекратить таскать за собой Луи. Он делает слишком много поспешных выводов. И потом страдает из-за этого. Поверь, он не хочет быть втянут в эту историю. Просто идет за тобой.
– Его дело. Я не заставляла.
– Ошибаешься.
Майкл наклонился к инструкции по сборке шкафа, показывая, что разговор окончен. Но Эбби не могла думать о поручении миссис Калвер. Всё стало еще хуже. На душе скреблись кошки. О какой работе теперь шла речь?
***
Еле сдерживая обжигающие слезы, черноволосый парень касался клавиш пианино. Его руки дрожали от презрения и отчаяния – звуки дребезжали и гудели, отказываясь подчиняться. Он ненавидел инструмент всем сердцем. И даже немного больше.
– А руки у тебя совсем кривые.
Из-под тонких, белых пальцев проскальзывали беглые ноты. Резкие, совсем лишенные ритма.
– Ужаснейшая игра, которую я слышала. Пожалей пианино.
Вытирая последние слезы на щеках, он хотел лишь одного. Хотел заткнуть наглую шатенку.
– Эй, в чем дело? – девушка улыбалась.
Нет, ухмылялась. Будучи слишком красивой для своих тринадцати, она превозносила себя выше других. Но парень не мог разглядеть её красоты. Для него она стала самой ужасной девушкой на свете.