Для зарубежного оформления мало было мандатных комиссий и нужен был еще и сертификат по здоровью, чтобы избежать возможных закордонных медицинских затрат. И был налицо домашний секрет полишинеля, семейная тайна, которую разрешали, послав на медицинский тест другого родственника. Со схожим составом крови и неизношенным сердцем. Такая доморощенная подстава могла решить в нашей закрытой поликлинике проблему желанной бумажки, имея которую можно было спеть торжествующе: «У нас с тобой билет, у нас с тобой билет…»
Практика подключать к куратору сотрудников бывшего бушуевского секретариата заменяла сотрудников ИКИ и решала свои кадровые проблемы. В очередную заграничную поездку отправились Викто́р и Собачкин из секретариата-переводчиков. Закончив обсуждения и подписав протокол, они получили приглашение французского куратора, своего рода их визави, отметить завершение этапа у него загородом. Внепланово отлично отметили, а затем на парижской улице Викто́р вырубился. В гостях у француза-смежника, ответственного за эксперимент с французской стороны, они выпили вина, что могло рассматриваться, как криминал и грозило повлечь последствия. Поэтому хоронили Викто́ра торопливо и без вскрытия.
Беда стряслась с ним в Париже на улице Ренн близ Тати. Скорее всего причиной стали порядки. В загранкомандировках предписывалось непременно быть в костюмах и при галстуках. Это при тогдашней жаре в тридцать градусов. В реанимационной машине Викто́р пришёл в себя, виновато улыбнулся и канул в Лету. Не удалось его оживить, и теперь мы собрались получить труп и его захоронить. Сослуживцы и родственники. Ответственным шеф назначил меня, хотя мне это не светило. Я даже считал себя чем-то этому поспособствовавшим. Подключение меня к полёту второго французского космонавта стало для Викто́ра знаковым. Хотя поначалу он вида не показал, но и ежу было ясно, что это конец его выездной монополии. За что такое ему? Только им с шефом осталось известным.
Я отправился в грузо-приёмно-таможенный пункт, куда прибывали грузы из-за границы. Там уже собрались родственники. Сначала я принял за вдову женщину в черном платье. Не красавица она и не безобразная и выглядит достойно на мой взгляд: незаплаканная, не растрёпанная и ведет себя так, как и должна. Не ища сочувствия и не делясь горем с окружающими. Да, случилось непоправимое, произошло и такие обстоятельства, в которых на окружающих ей наплевать и ей всё равно как на это посмотрят. Она сама по себе, она – самодостаточна. «Так нужно выглядеть, – подумал я тогда, – именно так в подобных обстоятельствах». Но я ошибся. Мне показали другую, вдову с заплаканными глазами и вспухшим лицом.