Ходили слухи, что нам пришлют назначенца из министерства, чиновника до мозга костей, и ещё теплилась надежда, что назначат кого-то из своих. Не кого-то, ясно было кого. Наконец, в ОКБ собрали сборище – обсудить и затем Генеральным утвердить. Нашим карьеристам на нём было важно не только выдвинуть его, но и показать ему свою приверженность в расчёте на будущее.
Тогда в отношениях с шефом у нас и появилась первая трещина. Шеф понадеялся на меня. Пробивал как мог. Ему было важно заявить о нас в новом качестве. С трудом он добился моего присутствия. Ему не терпелось пустить вход моё хвалёное красноречие. Начались выступления в защиту. За этого и того. Все ожидали перелома. Наш тоже из пришельцев. Основная масса выжидала.
Выступить на подобном сборище – то же, что пройтись по вантам крымского моста, заглянув вниз. Всё видно и боязно. Ответственно. Впрочем, поддержка не обязательна, так казалось мне, и был некий люфт. Особое собрание состоялось в особом огромном зале ГОНТИ с моделью первого спутника под потолком вертящемся на гибком подвесе в потоке воздуха. Тем временем прения заканчиваются. Обошлись без меня и слава богу, хотя недовольство шефа налицо. Подвёл я его. Пусть привыкает, хотя он, должно быть, на меня в тот раз своё первое «фе» нарисовал. Заслужено. Не спорю.
В присутствии министерства и военно-промышленной комиссии ЦК, по сути, выяснялось поддержит ли коллектив предприятия нашего нового? Не здешний он, а со стороны, из Днепропетровска, по сути блатной, но заслуживший уже признание по сумме дел.
Конечно, и я понимал свою ответственность, и мог выступить. Даже отлично, переломить, отстоять, зажечь. Понимал я и надежды шефа, и особенность случая. Всё это так, но сохранились во мне крохи свобод, и я размышлял и с интересом поглядывал по сторонам. Кого только нет в зале. Есть из Южного, из Днепропетровска. И Главный оттуда, но успел у нас поработать чуть.
Днепропетровск для меня – родной город. Условно. Здесь жили мои дедушка и бабушка до войны и в войну, пока не погибли в оккупации. Здесь живут и сёстры моей матери, их дети и мужья. Я бываю там редко и по случаю, но с ними чувствую связь и, наверное, должен способствовать выходцу из города, но что-то в этот раз меня сдерживает. Сердцем легко решать. Привыкли мы так, не задумываясь поступать в силу родственности. Такое кровное: сердце, однако, – не мозг, от которого часто подвохи и неприятности.
«Поддержка моя совсем необязательна, и сидим мы с шефом в разных местах. Не дождался шеф, сам выступил. Как смог. По-моему, на троечку. Я бы удачнее выступил. У меня на это дар. Конечно, если захочу. Не марионетка я, хотя и обладаю способностями. Не очень, правда, их ценю. Римляне считали выступления на театральных подмостках уделом рабов. Не раб я, хотя и в меру зависим. Говорят, хороший удар не пропадает и в силах всё переменить. По привычке не решаюсь, колеблюсь, как буриданов осёл.