Перед входом в комнату Марк остановился и сказал почти шёпотом:
– Он там, на нем наручники. Ты можешь спросить все, что захочешь. Его допрашивали, не пугайся.
Я кивнула. Дверь распахнулась и, войдя в комнату, я увидела его. Понятно стало предупреждение Марка – Иван был избит. Правый его глаз не открывался вообще, распух и имел цвет черной тучи, лоб и голова выше имели много кровавых бороздок. Руки, лежащие на столе и были закованы в наручники, сильно опухли и не досчитывали несколько пальцев. Крепкий, высокий мужчина сейчас согнулся и напоминал больше дряхлого старика. Марк пододвинул стул, что бы я села напротив дяди-отца.
– Ты знал обо мне? – спросила я, наконец собравшись с мыслями.
Он кивнул не поднимая упавшей на грудь головы.
– Почему ты не помог забрать нас?
Ответа не последовало.
– Тебе было удобно скрывать свою ошибку в далеке. А Мая знала обо мне?
– Догадывалась. – еле слышно пробормотал он, так и не посмотрев мне в глаза. – Твою мать из дома выгнал её отец, узнав про нашу связь.
– Зачем ты убил Маю? – сказав это слёзы хлынули по моим щекам обжигающем потоком. Я уже не видела его перед собой из-за слез.
Иван поднял голову и посмотрел на меня глазами, полными осознания того, что для него всё уже было окончено.
– Мне сказали убить тебя.
– Но зачем? – вскрикнула я, сама ужаснувшись громкости своего голоса. – Я ведь ничего не сделала.
Мужчина вновь опустил голову. Видимо травма головы и шеи не давала ему сидеть прямо.
– Ты знаешь, как выглядит Роберт, знаешь, где и что они делали. – пояснил мне Марк.
– Они убили всех в общине в ту ночь, когда ты сбежала. – снова прохрипел Иван, сделав глубокий вдох. – Ты нарушила все планы, он ожидал подвоха от кого угодно, только не от тебя. Когда к ночи тебя нигде не смогли найти – пришлось уничтожать труд двадцати пяти лет. Роберт был в ярости. – Хрип достиг предела и Иван откашлялся. По его губам сочилась кровь. – Я просто пытался спасти свою дочь.
Спустя двадцать минут мы уже ехали в дом тёти Маи. Черные зевы автомобильных туннелей зияли подобно чудовищным пастям. Чтобы покинуть город, надо пройти испытание мраком. Вдоль бетонной стены, где проходила пешеходная зона, все было покрыто красочными граффити. Мой безучастный взгляд, словно призрак, скользивший вдоль стен, сломленный пережитыми страданиями, был погружен глубоко внутрь моего сознания. Вынырнув из этого мрачного чрева мы оказались в эпицентре белой мглы. Вся окрестность была плотно окутано влажным и непроницаемо белой дымкой тумана. Где-то совсем рядом смутно просматривались очертания какого-то сооружения. С трудом я вспомнила, что слева от дороги брала свое начало плотина с гидроэлектростанцией. По небу вдоль дороги тянулись темные нити, будто провода зловещей динамомашины. По мере того как бежали километры, пейзаж менялся. То тут, то там появлялись домики из красного кирпича, укрытые причудливыми снежными шапками, напоминали кровавые раны, запекшиеся по краям полей. У меня было такое ощущение, что я окунулась в саму колыбель беспросветной тоски и уже больше оттуда не выберусь. Здесь, среди болотистых полей и железнодорожных путей, произрастала лишь безысходность. В полдень мы подъехали к дому. Все вокруг было словно нарисовано унылым художником, какой-то недоделанный пейзаж.