– Господи… Марк закрыл лицо руками и замер. – И у тебя не было никого из близких там?
– Мама умерла слишком рано. Роберт тогда распорядился, что бы за мной кто-нибудь присматривал, думаю он уже тогда меня готовил к свадьбе со своим сыном.
– Что? Каким еще сыном?
– Это кошмарная история. Его сын на пару лет старше меня. Он родился с тяжелыми отклонениями в развитии и по сути напоминал овощ. Постоянно у него текли слюни, его руки, ноги и лицо были искорежены судорогой, но он по – прежнему верил, что сможет создать семью и жить полноценной жизнью как его старший брат и сестра. В тот день, когда они мне сказали, что я обязана стать его женой я убежала. Лучше было умереть в лесу или быть сожранной медведем, чем этот брак.
Марк наклонился ко мне, заключил меня в крепкие объятия и, придавив к кровати, прошептал мне на ухо:
– Я так рад, что ты смогла сбежать! Я так рад! Ты даже не представляешь!
– Я это представляю как никто другой, – ответила я и поцеловала его.
– Расскажи мне еще что-нибудь. Например, что-нибудь о твоей маме.
Ком снова подступил к горлу, и я всхлипнула, не удержав слезы. Марк вытер их с моих глаз своими губами и сев, усадил меня к себе на колени и обернул меня одеялом. Его руки расположились на моей спине и талии.
– Мама всегда была очень доброй. Она рассказывала мне о жизни за пределами нашего дома, но все это выглядело как сказка. Реалистичнее было слышать от нее про принцесс, живущих в башне в глухом лесу, чем о том, что люди могут жить в многоэтажных домах в городах, похожих на ульи.
У неё были волосы такого же цвета, как и у меня, мы вместе их заплетали по утрам, она учила меня за ними ухаживать и отговаривала когда-либо стричь. Очень стройная фигура, возможно, из-за недоедания, как и у меня. И глаза такие же, как у Маи. Сейчас уже из памяти стерся ее образ, ее запах. Но вот движение ее рук, когда она рисовала, я помню четко. Мама очень красиво рисовала. В ее распоряжении был только простой карандаш, не большие клочки бумаги или какие-нибудь книжки. Когда я была еще совсем маленькая, мы выходили с ней в поле и она за несколько минут могла срисовать сидящую на цветке пчёлку. Ее рисунки были черно – белыми но в них гораздо больше жизни, чем во многих написанных красками.
Когда мне было семь лет, выдалась очень холодная зима. У мамы появился сильный кашель, поднялась высокая температура. Я лежала рядом с ней ночью и пыталась ее согреть, никак не понимая, почему она такая холодная. Утром пришла одна из женщин и увела меня. Куда дели тело мамы мне так никто и не сказал.