И вот, однажды, зимней ночью, когда падал и кружился первый снег, опускаясь хлопьями, укрывая собой колючую проволоку по периметру замка, вырастая сугробами на маленьких окошках подземелий, приглушая стенания и крики пленников, Яга решилась бежать. Она уже обладала достаточным количеством злой силы, чтобы обмануть охрану, незамеченной пересечь лес, прикинуться убогой нищенкой и уйти так далеко, как только смогла. Один раз только перед уходом она заглянула к сыну. Он спал… Как маленький ангелок, на высоких белоснежных подушках. Спасённый. ПрОклятый. Яга погладила его по белоснежным локонам, не осмелившись поцеловать, и ушла. Так и не увидев больше ни разу этих изумрудно-зелёных глаз.
Так Яга стала предательницей дважды. Так мать бросила единственного своего ребёнка.
Она долго скрывалась, жила под разными именами и личинами, в соседнем огромном королевстве. Там легко можно было затеряться. Она боялась и своих, и чужих. Боялась мести Кощея, боялась презрения сына. Мечтала узнать, что он жив – но не хотела знать, какой ценой.
… А потом война закончилась, и Чёрное войско проиграло с позором! Светлые воины того королевства, где она пряталась, одержали Великую Победу! Но ей уже не было места ни в одном королевстве мира… Таких, как она и Кощей теперь разыскивали, преследовали, и предавали страшному суду.
Прошло много-много лет. Яга состарилась, одряхлела, и живет – тайно, тихо, защищая себя волшебными чарами. Она давно устала бояться, устала мучить себя воспоминаниями, да и вообще, устала жить. Но за грехи ей, видно, даровано было бессмертие.... Богом? Да есть ли он на свете, если допустил такой ад на земле…
И все, что осталось ей от той, далёкой жизни, все, что взяла она с собой, убегая в снежную ночь – верная Кошка да изумрудный перстень. Вот только серьги пришлось заколдовать – вместо них наворожить Избушку на курьих ножках со всей прилагающейся обстановкой…»
… Машенька давно спала. Не дослушала свою «настоящую» сказку. Лежала, светлая и нежная, как цветок. Закрыв свои зелёные глазища, и сложив маленькие ладошки под щечку. Ребёнок, рождённый, чтобы медленно умирать. Ядвига Яновна сидела, боясь шелохнуться, не потревожить Машин хрупкий сон. Сзади раздалось тихое покашливание. Старуха обернулась. На полу, у входа в спальню, прислонившись к дверному косяку, сидел Мужчина.
– И давно вы тут?, – спросила Ядвига, подавив испуг.
– Достаточно, чтобы многое услышать, – просто ответил он.
Хозяйка вздохнула, укоризненно цыкнув зубом на Кошку:
– Опять дверь не закрыла, бестолочь хвастатая!… Ну что ж теперь. Пойдёмте чай пить…