– Мы знаем то, что мы знаем, клянусь благим богом.
Собравшиеся в этом жалком храме прихожане поняли, что имел в виду мясник.
Послышались возгласы согласия – громкие или тихие, но во всех голосах ощущалась такая вера и набожность, какую Фостий никогда не замечал в богатых горожанах, приходивших молиться в Собор. Вспыхнувший было гнев на то, что его исключили из круга посвященных, вскоре угас, сменившись желанием обрести нечто, во что можно верить столь же страстно и сильно, как верили окружающие его люди.
Священник воздел руки к небесам и сплюнул под ноги, ритуально отвергая Скотоса. Когда прихожане в последний раз вознесли хвалу Фосу, он объявил литургию законченной. Фостий вышел из храма, вновь охраняемый спереди и сзади халогаями, и ощутил чувство потери и сожаления от возвращения в мирскую суету, какого никогда не испытывал, выходя из несравнимо более пышного Собора. Ему даже пришло на ум кощунственное сравнение: словно он приходит в себя после пронзительного удовольствия любовных утех.
Он покачал головой. Как сказал священник, к чему эти объятия и стоны, к чему все земные наслаждения, если они подвергают опасности его душу?
– Извините, – произнес кто-то сзади. Мясник. Фостий обернулся, то же сделали и халогаи. Их топоры шевельнулись, словно желая напиться крови. Мясник не обратил на них внимания и обратился к Фостию, словно телохранителей у него и вовсе не было:
– Друг, мне показалось, что тебе пришлось по душе услышанное в храме.
Но лишь показалось… если я ошибся, скажи мне, и я уйду.
– Нет, добрый господин, ты не ошибся, – ответил Фостий и сразу пожалел, что не произнес слова «друг». Что ж, теперь уже поздно. – Ваш священник хорошо проповедует, и сердце у него отважное и пылкое – я редко таких встречал. Какой смысл в богатстве, если оно заперто в сокровищнице или бездумно тратится, когда столь многие страдают от нужды?
– Какой смысл в богатстве? – повторил мясник, но развивать мысль не стал.
Если он и скользнул глазами по богатой одежде Фостия, то сделал это настолько быстро, что юноша не заметил.
Помолчав, мясник сказал:
– Может быть, ты еще раз захочешь послушать святого отца – кстати, его зовут Диген – и сделать это наедине с ним?
Фостий задумался.
– Может быть, – ответил он наконец, потому что ему действительно захотелось еще раз послушать священника.
Если бы мясник улыбнулся или как-то иначе выразил свое торжество, у Фостия сразу сработала бы обостренная от придворной жизни подозрительность, но тот лишь здравомысленно кивнул. Это убедило Фостия в его искренности, и он решил, что и в самом деле попробует встретиться с Дигеном наедине. Он уже убедился утром, что избавиться от телохранителей – задача непростая. Но можно же что-то придумать…