За разговорами дорога пролетела незаметно. Мы подъехали к хоспису за час до обеда. Пока грузчики выгружали оборудование из машин, я собрал всех троих врачей вокруг себя. Моей задачей, как мне казалось, было наставить этих, без сомнения, одних из лучших в медицине людей на правильный лад. Найти с ними общий язык и попытаться вместе продлить жизнь не только Виктора, но и остальных жителей хосписа.
– Мы постараемся сделать максимально возможное для них, – обнадежил меня Джозеф.
Я верил ему. И не потому, что он говорил умные слова или имел огромный опыт за такими же огромными плечами. Нет. Просто в его глазах я увидел надежду. Она пылала таким ярким пламенем, что усомниться было нельзя.
Закончив разгрузку ящиков из машин, рабочие приступили к их переносу в дом. Толпа зевак ошеломленно наблюдала за происходящим. Кто-то стоял в доме, уткнувшись носом в окна, кто-то смотрел на нас с улицы, изображая уборку территории (бесцельно орудуя инвентарем). Спустя полчаса интенсивных мельтешений все оборудование было в доме, а деревянные коробки благополучно сгрузились в один микроавтобус.
Всю аппаратуру разместили в свободном кабинете на первом этаже, тем самым превратив его в небольшой, но очень функциональный медицинский центр. Пока Билл и Оливер занимались настройкой, а Джозеф разговаривал с персоналом, я наблюдал за происходящим, сидя в гостиной. Их слаженная работа толкала меня на мысль о том, что они являются звеньями одной цепи – цепи помощи и надежды. С момента нашего знакомства дикое переживание во мне стало сменяться спокойствием. Будто они были не обычными врачами, а всесильными шаманами-лекарями, способными вылечить от любого недуга. Я представил, как эти трое, облаченные в длинные шаманские балахоны с бубном в руках, отплясывают возле костра в пещере и издают протяжные стоны. Эта картина меня развеселила. Я засмеялся вслух.
– Я вижу, у вас хорошее настроение, мистер Радецкий, – констатировала вошедшая в дом Эмилия.
– Есть такое. Я полон радости и надежд.
– Вы уже все подготовили? – она осмотрелась.
– Они заканчивают настройку. Скоро все будет сделано, – отчитался я.
– Как мальчик? Вы заходили к нему?
Я опустил голову. Ширма хорошего настроения резко отдернулась и оголила суровую реальность. К Виктору меня не пустил Джозеф, сославшись на подготовительные мероприятия, поэтому я и коротал время в гостиной, дожидаясь какого-то результата.
– Нет. Мне не разрешили, – с грустью ответил я.
– Вы сами это затеяли, Ян, – бросила Эмилия.
Она тогда впервые назвала меня по имени. Моя шея вытянулась навстречу ей, глаза округлились, а осанка выпрямилась. Я запомнил этот момент очень хорошо. Во мне зародилось упование на то, что наши чисто деловые отношения наконец-то переступили барьер официальности и стали на шаг ближе к финишу – дружбе. У Эмилии не было настоящих друзей, так же как и у меня, и у Наронга, и у многих других людей. Это читалось в глазах, действиях, манере поведения. Дружба, как вид отношений, основана на принципах честности и общих интересов. Чтобы заручиться с кем-то дружбой, вы должны сходиться с ним в совместной и добровольной деятельности. В такой деятельности, при которой вам друг от друга не нужно будет ничего, кроме взаимопонимания и поддержки. В окружении Эмилии (да и моем тоже) таких людей практически не имелось. С ней было тяжело сойтись, ведь все, что ее интересовало в последнее время, – это дети. Причем дети, у которых не было шанса на взрослую жизнь. Она тонула в этом омуте смерти с головой, и вряд ли нашелся хотя бы один человек, готовый делать это вместе с ней.