Карине посчастливилось быть обладательницей светлой кожи, едва бледноватой. И сейчас, любуясь ею в упор, я пытаюсь представить как лунный свет накладывается на светлые тона ее кожи… Мне определенно недостает решительности. Ну какое же она чудо в любой момент и когда прищуривает глаза, со всем вниманием улавливая говор собеседника. Невидимая сила стягивает нас, а я стою, как маленький стесняющийся школьник, сопротивляясь, закрываясь отговорками о том, что так блюжу за рамками дозволенного… Порой я просто забываю о возрасте и о том, что в любви инициатива должна литься бурным потоком, выкрикивая чертов лозунг «все и сразу!»…
– Ненавижу, когда заявляются новые врачи.
– Почему это?
Я пожимаю плечами. Что тут ответишь? Может, ненавижу их, потому что, недолюбливая профессию, все же надеюсь пробиться в ряды целителей, отчего ощущаю давление конкуренции?
– Так, мысли в слух…
Меня прожигают одновременно и презрением, и требованием не увиливать от разговора, и тогда я сдаюсь:
– Ассистентов не люблю, потому что с ними куча хлопот, а они… – Махаю я рукой и на выдохе выдаю. – Многие из них совсем ничего не запоминают или потом вовсе перестают ходить… Честно, мне плевать на новенького. Буду принципиально не замечать его и считать, что никто лишний к нам не заявился.
Я отворачиваюсь и увлекаюсь кофе, явно демонстрируя незаинтересованность в разговоре. Протяжнее обычного скрипит дверь, словно открывают ее неуверенно и робко. Если не знакомый голос, я бы и голову ну дернул… Это же какие случайности и неслучайности должны были вместе объединиться, чтобы непонятно за какие грехи так отомстить? Несколько месяцев назад я ушел, не выдержав, с клиники, где устроился главврачом этот откормленный на убой ублюдок: настолько противного мужика-истерика с патологически завышенной самооценкой, считающего, будто все ему по гроб жизни обязаны угодничать, еще постараться поискать следует.
– А, Андрей… – Почти что насмешливо выдавливает тот, во всяком случае, так слышится мне. – Все еще ассистент?
До боли невыносимо чешется язык послать его куда подальше… Это детское, заплывшее жиром, бородатое лицо, кроме желания разодрать кожу, ничего хорошего не вызывает…
– Вы знакомы? – Вмешивается Мария Михайловна. Тень легкого испуга покрывает ее озабоченное морщинистое лицо.
– К счастью. Этот молодой человек сбежал, когда я взялся обустраивать клинику. А как еще, до этого халтурой, а потом, когда пришел я… Знаете, кто в безопасности? Тот, кто знает подлецов в лицо знает и избегает их.
На попытках унизить меня этот набитый жиром мешок безуспешно самоутверждается, пытаясь выдать перед будущими коллегами собственную значимости и силу, требующую уважения и восхищения. Вообще-то, сам я не слишком-то ладил с коллективом этой клиники, из-за чего и был лишен ощущения дружеской атмосферы на работе, из-за чего чувствовал себя чужаком, отчего порой даже казалось, что я прячусь от собственных коллег по пустым кабинетам, потому как не могу поддерживать с ними шутки и сплетки…