За день автобус продвинулся совсем немного вперед, водители потихоньку шептались между собой, но веселые пассажиры не замечали факта нарушения обещанного графика движения к границе.
Напоминаю, был день 19 августа 1991 года.
Ночь прошла в автобусе неспокойно: храпели и всхлипывали, шептались и жаловались, ругались и мирились, продолжали выпивать и закусывать на ощупь.
Утро принесло недобрую весть – в стране произошел переворот – границу с Польшей закрыли.
Что сказать: я верила в свою удачу, но перед обстоятельствами силовой попытки смены "стоявшей у руля" десятки лет власти была бессильна. Мои попутчики были более оптимистичны, да и не пропадать же водке.
Завтрак на траве плавно перешел в обед и вяло – в ужин. Спешить все равно было некуда. К вечеру нервное напряжение достигло своего максимума, поэтому, когда мне в очередной раз предложили выпить водки с водой "для мягкости", я согласилась. Окружающая действительность постепенно становилась не такой безысходной, мне уже начинали нравиться новые знакомые, и вторая ночь без всякого стеснения прошла в удобной позе лежа на мягкой примятой траве, а не скрюченной в калач в кресле душного автобуса.
Утро третьего дня было помятым и для меня, и для всех остальных заложников обстоятельств. К обеду донеслась благая весть: поляки открыли границу.
В этот день общего застолья не было. Теперь – каждый сам за себя: запас продуктов не был рассчитан на дополнительные дни простоя, пришло время вынужденной экономии, оставшаяся водка снова перешла в категорию товара.
Я не особо беспокоилась – под креслом, в пакете был еще был целый батон и палка копченой колбасы. Я дождалась, когда голод ощутимо заявил о себе, а соседка пошла прогуляться в лесополосу, и протянула руку под кресло. Уже первое тактильное прикосновение подало в мозг информацию, о том, что объем и вес пакета значительно уменьшился.
Я не издала ни звука, затаилась и ждала появления соседки, чтобы задать только один вопрос, но ее краткий ответ откровенно поразил меня: "Я очень хотела есть…".
Я грызла колбасу без хлеба, по моим щекам текли слезы жалости к себе, а в мыслях крепла уверенность: не каждый человек друг, товарищ и брат.
Третья ночь в автобусе была тихой и напряженной, мы все ближе и ближе подъезжали к воротам в другую жизнь.
Если ваша память стерла какие-то жизненные моменты, значит, к ним не стоит больше возвращаться. Так и я уже не помню, как прошел мой первый путь через таможню и паспортный контроль. Я вижу себя на стихийном рынке в приграничном польском городке и до сих пор чувствую стыдливое унижение перед польскими "пани": они показались мне неспешными, горделивыми, знающими себе и нашему товару цену, и одетыми совсем по-другому, как сейчас принято говорить – по-европейски: стильно, неброско и скучно.