Наша Победа. Мы – её дети (Михайлов) - страница 27

Видели мы знаменитый Репербан (улица "Красных фонарей"), центр ночной жизни Гамбурга, заходили в кафе и магазинчики с греховными показами. Но на меня более сильное впечатление произвёл Кёльн с его потрясающим собором, Бремен с памятником незабываемой с детства четвёрке музыкантов, Бонн с премьерным показом сериала "Звёздные войны". И ночной сбор неонацистов в пивнушке недалеко от железнодорожного вокзала в Мюнхене. Как нас ни прибили, одному богу известно. Старшее поколение немцев, может быть, даже участники войны, тайно рассадили нас, четверых "безбашенных журналистов", специально отбившихся от группы, вперемежку с собой за отдельными столами на 15-20 человек. Переводчиком для меня стал элегантный мужчина в пенсне, говорил он с сильным акцентом, ничего не утаивая. Он пояснял лишь: это мнение предводителя сектора националистов из сельской местности и говорит он о том, что они не хотят больше чувствовать себя виноватыми во второй мировой войне, это мешает жизни, работе, торговле, их национальному духу. Но, надо признать, на СССР, в принципе, никто не "пёр буром", больше ругали ГДР, Штази, Варшавский договор и гомосексуалов…

Потом мы вернулись к столу у самой стойки, там нас поджидали, условно говоря, наши отцы по возрасту, с десяток немцев, навеселе, но и заметно волнующиеся перед встречей. В силу понятных причин, наше общение было несогласованным с нашим куратором из органов, записей, естественно, не велось, осталась только память. Но главное из разговора помню и могу сказать: это поколение чувствовало вину за фашизм, за войну и зверства в России, так они называли нашу страну. И ещё: они не меньше переживали и стыдились своего поведения при гитлеризме, не раз говорили, что это был сон с дурманом, чудовищный и смертельный гипноз. Абсолютно точно помню, как несколько человек говорили о возможной денежной компенсации советским людям и что эти деньги, помимо государства, они готовы собрать по подписке со всех бывших участников войны. Кстати, в Бремене мы обедали в коллективе, по-нашему говоря, центральной сберегательной кассы (несколько тысяч сотрудников), там тоже услышал: немало немцев готовы сдать деньги для перевода русским, пострадавшим от войны, но дальше разговоров дело пока не движется, нет ни счёта, ни конкретных адресов для отсылки сбережений.

Провожали нас от пивной до третьесортной гостиницы несколько, самых трезвых, немцев, всю дорогу говорили, чтобы мы не гуляли вечерами: очень много совершается преступлений, поскольку в городе десятки тысяч мигрантов и что с ними делать – никто не знает. У входа в мрачное здание гостиницы стояло с десяток парней, нас ли ждали, нет, не знаю, но увидев, что четвёрку русских взяли в кольцо немцы, их отцы и старшие братья по возрасту, парни, молча, расступились, дали нам спокойно зайти во внутрь. Прощались на ресепшене бестолково, теснясь и толкаясь от скученности народа, но тепло и искренне, кто-то достал бутылку вина, пустили её по кругу, говорили о мире, пили за вечную дружбу и помощь друг другу, если не дай бог, что-то случится.