На полусотне скамеек мылись жители посёлка, а уже потом, с чистыми телами, шли к дверям парного отделения. Туда могло вместиться человек двадцать, хотя набивалось, нередко, больше. Пар поступал из труб, своей печи – "каменки" не было, но банные кочегары – не подводили: горячий воздух вырывался со свистом, его приходилось прятать в деревянные короба. На полках и на широкой лестнице из пяти ступенек изнывали от жары мужчины, многие колошматили друг друга берёзовыми или дубовыми вениками, сползали без сил на пол и буквально вываливались из двойных дверей. Такие процедуры повторялась, минимум, два, а то и три раза. Опять посиделки на скамейках пока восстановится дыхание, снова душ и можно выходить в раздевалку.
Отцы передавали младших школьников их старшим братьям, те мыли им головы, мочалками из липового лыка тёрли тела, затем включали для них воду в душевых кабинах. Потом мылись сами, а мы – рядом, пускали кораблики в тазиках с водой, играли с мыльницами и баночками, в которых хранилось мыло. В раздевалке, на скамейках, отцы расставляли кружки со свежим бочковым пивом, раскладывали вяленую и солёную рыбу, кто-то из мужчин прихватывал из дома бутылку водки, чтобы "пару бульков" плеснуть в пивко, но, по моим наблюдениям, это делалось крайне редко: в семьях с четырьмя-пятью детьми никогда не было лишних денег.
Правда, было несколько запойных мужиков, которые, начав с "граммульки", уже не могли остановиться. За ними, конечно, присматривали авторитетные работяги, тот же дядя Петя помогал навести порядок среди бывших фронтовиков. Но что они могли сделать? Ну, выгонят из бани, те пойдут по пивным, которых в округе было не меньше пяти. Иногда, правда, женщинам удавалось вовремя перехватить своих непутёвых муженьков, а дальше – разговор простой: дети висят на руках, жена толкает в спину пока не доведут отца до дома и не уложат спать.
У большинства рабочих комбината, особенно у женщин, было обострённое чувство ответственности, а, может, и страха за то, в каком виде пойдёшь завтра на смену, допустят ли тебя до станка и, не дай бог, если вылетишь с работы по 33 статье Трудового кодекса. Это похуже любого "волчьего билета": с такой записью в трудовой книжке нельзя было устроиться не то, чтобы на хорошую, но и на работу дворником.
Не помню, какой это был год, но тот день Победы точно выпадал на воскресенье. Отец уже практически не ходил, мама мыла его в большом корыте, на кухне, с раннего утра грея воду в бельевом баке и вёдрах. А мы со страшим братом пошли в баню. Конечно, я для него был обузой, хотя он не подавал виду: я-то у него один, а вот сосед над нами – Юрка Равин – привёл с собой стразу трёх младшеклассников – троглодитов. У их отца, дяди Семёна – сапожника, в воскресенье самая горячая пора, нет отбоя от заказов на ремонт обуви. Мама дала нам денег на бутылку лимонада и на два больших пряника, мы собирались полакомиться после баньки. Когда пришли в раздевалку, обалдели, увидев, что там творится. Разгорячённые мужички орали песни, чокались пивными кружками, по кругу "ходила" бутылка с водкой. И все то и дело поздравляли друг друга с праздником Победы.