– Полно тебе, оставь девушку, – одернула его супруга. – Она и так весь день на ногах, к ужину готовит. С черными хорошо.
Павел Андреевич с некоторым колебанием согласился.
– Кстати, как она тебе? – спросила Елизавета.
– Кто?
– Аксинья. Как работница.
– Хорошо. Претензий не имею. – Павел Андреевич держал в руках по трости, примеряясь то к одной, то к другой. – А что?
– Я тут намедни заглянула в домовую книгу, – Лиза старалась говорить как можно более отстраненно. – Оказывается, мы жалуем ей по восемь рублей.
– Ну да.
– Но Архип получает десять рублей. Хотя всего-то метет наш двор да редким случаем занимается починкой в доме. К тому же он пропойца!
– Согласен, пьет не в меру.
– Но десять рублей, Паша! Против восьми-то. Скажешь, у Аксиньи меньше хлопот? Она и за продуктами сходит, и сготовит ко времени, и дом в чистоте, а еще обстирывает нас…
– Это привычная плата по городу, – Павел и бровью не повел.
– Привычная! – Лиза всплеснула руками. – У папеньки, храни Господь его здравие, на фабрике женщины не хуже мужчин справляются, но получают меньше. И в нашем доме меня такая несправедливость терзает.
– Говоришь прямо, как эти… ну как их? – поэт пощелкал пальцами, вспоминая слово. – Равноправки, да!
– Разве оттого в моих речах меньше правды?
Павел Андреевич подошел ближе, поцеловал жену в лоб.
– После, родная, давай после. Оставь мне вопросы финансов.
***
Гости прибыли, как положено, с опозданием.
– Петр Сергеевич! Весьма, весьма рад! – Павел Андреевич раскланялся перед Барышевым. – Знакомьтесь, Елизавета Васильевна, моя жена.
– Очаровательно. – Глазки писателя скользнули по наряду хозяйки. Он дышал часто, как борзая после охоты, а его рыхлые щеки слегка дрожали при каждом движении. – Завидую, Павел Андреич, ей-Богу, завидую.
Он облобызал ее руку чуть выше, чем следовало, и чуть дольше, чем хотелось бы. Лиза мягко высвободила запястье из влажных пальцев и глубже вздохнула.
– Рада знакомству. Представите нам свою спутницу?
Сухенькая женщина, тихо стоявшая за спиной мужа, вздрогнула, будто удивившись, что о ней вспомнили. Бледная, как гипсовая фигура, и одетая во все бледное, она терялась на фоне стены.
– Это жена моя, – бросил Барышев, не оборачиваясь, и отдал Павлу Андреевичу свой цилиндр. – Пристройте, дружочек. И просушить надо бы, на улице морось.
– Я прикажу! А пока извольте осмотреть дом. Скромненько, конечно, но чем Бог послал.
Поэт увлек гостя за собой. За ними безмолвной тенью шмыгнула молчаливая жена Барышева.
– А это гордость моя и отрада! – говорил Павел Андреевич, показывая шкафы из красного дерева. – Я эту библиотеку собирать еще в студенческие годы начал. Тут и наши мастера, и европейские. Ваши книги, конечно же, вот они здесь!