– Заручиться покровительством Барышева – и можно двери издательства ногой открывать! Вот тогда-то заживем! – говорил он, пригубив коньяку. – Нет, насколько же разумный человек, этот Петр Сергеевич. Как мыслит он в литературе! Старую школу сразу видно, молодняку неровня.
Лиза улыбалась. Радость мужа грела душу, но в голове намертво засели мысли о поведении прислуги.
– Ложись без меня, родная, – сказал Павел Андреевич. – Я сегодня поработаю у себя. Вдохновенье, знаешь ли, нельзя упускать!
Дождавшись, когда супруг уйдет в кабинет, Лиза отправилась на кухню. Раньше прислуга спала здесь же, в тесной каморке по соседству с водосточными трубами. Но жена поэта настояла, и домработнице выделили комнатушку у чердака, сухую, чистую и даже с кроватью.
Аксинья рыдала бесшумно, глотала звуки вместе со слезами. Она не заметила Лизу, склонившись над бадьей, и, когда тонкие пальцы коснулись мелко подрагивающего плеча, чуть не вывернула грязную посуду на пол.
– Напугали вы меня, барыня!
Елизавета Васильевна всмотрелась в заплаканное лицо.
– Какое горе с вами приключилось, милая?
Аксинья не ответила, потупила взор.
– Сегодня мне показалось, что вы признали наших гостей.
– Как не признать, – всхлипнула прислуга. – Много годов тому я работала у господ Барышевых.
– Вот как? Уж не связано ли ваше расстройство с этим обстоятельством?
Аксинья зажмурилась, но слезы все равно находили себе дорогу, оставляли мокрые следы на раскрасневшихся щеках. Руки в серых хлопьях мыльной пены сжимали тарелку с такой силой, что тонкий фарфор чуть было не треснул.
– То дело былое.
– Они вас обижали? Я хочу знать.
– Барыня, родненькая, Христом Богом прошу, не спрашивайте, не рвите душу!
Лиза поджала губы.
– Разве я обидела вас хоть делом, хоть словом? Разве не я дала вам кров и работу? Уж не откажите в чести отвечать, когда вас спрашивают.
Аксинья всхлипнула громче, норовя разрыдаться во весь голос, но Лиза ее опередила. Подошла, прижала к себе, лицом влажным и сопливым к тонкой ткани французской блузы, к груди, где яростно стучалось сердце. Недомытая тарелка измазала дорогую юбку, грязная пена оставила разводы на редком цвете слоновой кости.
Лиза гладила голову несчастной и терпеливо ждала.
А потом Аксинья рассказала.
***
Елизавета Васильевна ночью не сомкнула глаз. Стоило хоть на мгновение провалиться в забытье, и перед взором вновь маячили дрожащие губы Аксиньи и ее сбивчивый рассказ. Павел Андреевич уснул за работой, а Лиза не стала тревожить супруга.
Лишь за завтраком, нервно комкая в руках столовый платочек, она решилась начать разговор.