– Не понимаешь? А ты подумай, наши якобы спецы не могут вычислить который день адрес шантажиста, мы идем на его поводу, а Малахов якобы работает и вот никак не может ничего сделать.
– Это ты так открыто сейчас намекаешь на его некомпетентность?
– Это я говорю сейчас о том, что у нас крыса, и не исключено, что это он.
– Сын, это слишком громкое обвинение. Я знаю его больше десяти лет…
– Понимаю, поэтому говорю это тебе, а не ему в лицо, а предают чаще именно те, кого ты очень долго и хорошо знаешь. А еще я вчера сам искал Алису по ее любимым злачным местам, и там, поверь, никто о ней не спрашивал за эти дни, а должен был, полиция и то работает оперативней. Как раз хотел обратиться именно в эти органы сегодня, а тут у нас на даче небольшой переполох.
– Я сам это сделаю. Вечером приеду.
– Куда?
– На дачу.
– Зачем? – я, признаться, удивлен, отец не был здесь год, как мамы не стало, но дом всегда убирали, прогревали зимой, садовник ухаживал за участком, сажал цветы. Все было так, как при маме, кроме одного лишь печального факта – ее уже не было.
– Соскучился.
Отец отключился. В гости, значит? Надеюсь, без своей помощницы, я ее на порог не пущу, пусть этот поступок будет детский, но я не готов видеть ее здесь.
Несколько минут просто смотрел на воду в бассейне, надо бы вызвать специалиста по насосам, но я снова забыл.
– Ну, как вы там, не поубивали еще друг друга?
Братик позвонил вслед за отцом, я лег на шезлонг, закрыл глаза, подставил лицо уже такому жаркому июньскому солнцу. Даже Пашка меня сегодня не бесит.
– А ты так и ждешь крови?
– Только твоей, девочка-то хорошая, не чета твоим с низкой социальной ответственностью.
– А у тебя в клубе, можно сказать, все из консерватории или церковных школ?
– Нет, конечно, я-то еще молодой, мне гулять да гулять, а вот тебе, братан, нужно думать о семье. Слушай, если у вас ничего не получится, я к ней подкачу, покатаю на байке с ветерком, девчонкам это нравится.
– Я тебя потом ушатаю за это «покатаю».
– Уже страшно.
– Кстати, мы с Егором поговорили.
– И без мордобоя?
– Нет, этого избежать не удалось.
– И как он?
– Живой.
– А ты?
– Я еще лучше, – улыбаюсь, вновь вспоминая Маргаритку, теперь называю ее только так. – Приезжай вечером, отец обещал нагрянуть, посидим, как раньше.
В трубке тишина. Мы не собирались давно, это было еще до болезни мамы. Потом уже чувствовалось напряжение, излишняя наигранность, что все хорошо, хотя каждый из нас знал, что ничего хорошего нет. И каждый все переживал в себе сам.
– Я приеду.
– Да и предупреждаю, придется тебя немного наказать.