– Да, не знаю, что и сказать, – прервал я тишину.
– А ничего не говори, просто работай дальше, а сейчас езжай домой, они весь день тут шерстить будут, – заверил меня Козырь.
– Спасибо, что вытащили меня оттуда, – поблагодарил я шефа и, набравшись наглости, решил все-таки осведомиться о дальнейшей судьбе Афины, – а что теперь с ней… с Афиногеновой будет?
Тот вновь удивленно глянул на меня, после чего, рассмеявшись, вылез из своего кожаного кресла и похлопал меня по плечу.
– Да не твоя морока, поедет в другой город гастролировать, ей, думаю, не привыкать, – и затем, догадавшись, видимо, в чем мой интерес, добавил: ааа… запал на нее, что ли? Это ты зря. Да, хороша, чертовка, но, уверен, больше ты ее не увидишь…
И без всякой уже иронии, вполне серьезно посоветовал: «Ты ее забудь, такие мадмуазельки все равно никого и никогда не любят, кроме его величества длинного рубля, канешн».
Принужденно усмехнувшись, хоть было не так уж весело от последних событий в целом, я побрел через третий этаж на выход, минуя свой, второй. Отчего-то мне совершенно не хотелось встречать своих коллег, за исключением, пожалуй, Моники, ведь Моника оказалась права…
Голова 34. В гостях у сказки
Весь последующий день мы с моими подчиненными коллегами устраняли последствия нашествия парней из KGB: собирали с пола документы, сортировали их в надлежащий порядок, раскладывая по ящичкам и полочкам, после чего принялись вычищать компьютеры от различных жучков и паучков. На это и ушел наш изнуряющий шестичасовой рабочий день, с учетом обеда. В течение всего дня я улавливал на себе победные взгляды Моники из серии: «Я же говорила!» Я отвечал извиняющейся улыбочкой: молодец, мол, твоя правда. Однако разговор на эту злободневную тему при посторонних мы не затевали, ожидая подходящего случая.
На исходе трудодня мне зачем-то позвонил Шершавый, около получаса мы проговорили о ситуации с новоиспеченными внутренними манагерами, которые только-только осваивали технологии «мобильного разводка», данным обстоятельством Шершавый и мотивировал некоторые перебои в пополнении счета «Расчетного центра». Его объяснения меня вполне устроили, хотя, признаться, я так и не понял, с чего вдруг он надумал так подробно отчитаться об этом именно мне, будто бы мне больше всех надо.
К моему удивлению, равно как и удовольствию, когда я выходил из своего кабинета, ближе уже к шести, в общем манагерском офисе меня терпеливо дожидалась Моника. Она, как бы чувствуя мое слегка потерянное, пережеванное состояние в связи с последними потрясениями, предложила развеяться в кино, куда и зазывала. Я охотно принял это приглашение, тем более что испытывал еще вполне определенную неловкость перед ней, поскольку теперь стало совершенно очевидно, что именно она, Моника, оказалась хорошей в связке с плохой Афиной, хотя долгое время я был убежден в обратном, крепко сомневаясь в обоснованности и непредвзятости ее предостережений.