«Да, – поддержала её решение Ирка, – так лучше».
Полина в ответ только отмахнулась и продолжила:
«Я когда той ночью домой шла, думала повеситься или таблеток наглотаться – благо, что у отца их много всяких было. Но потом увидела мать и поняла, что ещё и моей смерти она точно не вынесет».
Ирка сидела рядом с Полиной и гладила её руку. Я вспомнил про своего отца. Когда он умер, мы с матерью испытали облегчение. Может, и он что-то подобное испытал, когда делал свой последний выдох, не знаю. Я не успел его убить, он умер сам.
«Первые дни после похорон я приходила домой, а там мать во всём тёмном, шторы плотно закрыты, фотография в чёрной рамке на столе, свечка догорает, и такой запах, будто отца похоронить забыли и гроб в соседней комнате остался стоять, – Полина немного помолчала, а затем снова достала сигарету и закурила. – Мать исправно накрывала шикарные столы на девять и на сорок дней, – продолжила она. – Деньги ещё от отца остались. Заранее начинала ездить по рынкам и магазинам, закупать продукты. Потом в гостиной стол накрывала: скатерть, фужеры, вилки с позолотой, которые только по праздникам доставали, салатики, мясо, рыбка всякая, водочка. В обычные дни даже и не готовила – только кофе да шоколадка, а тут как будто торжество какое. Меня аж подбешивало от этого, но я старалась ей не говорить ничего. Быть может, в этих приготовлениях она какое-то успокоение находила».
Мой отец был татарин. И хоронили его по татарским традициям. Помню, что отца хоронили не в гробу, а на каких-то носилках, обернув плотной тканью. Так и спустили в яму ногами вниз. А потом за столом никто не разговаривал. Молча ели и молились.
«На поминки приходили только родственники и папин приятель, Сергей Михайлович, который всё на мать поглядывал, – продолжала рассказывать Полина. – Я долго в этой компании не могла находиться: они пили водку, ели и начинали под конец даже веселиться, как будто это торжество было какое. Про изнасилование своё я почти забыла, в конце концов, я осталась живой, хоть и внутри меня всё вымерло».
На поминках у отца почти никто не ел и не пил. Всё было скромно: на столах стоял кисель, какие-то печенья, спиртного не было. Мужчины сидели отдельно от женщин, и все молились, сложив руки перед собой так, словно собирали дождевую воду. Его родственники почему-то недолюбливали мою маму. И эта нелюбовь была, кажется, взаимной.
«Я старалась побыстрей ускользнуть из той компании: кисель выпивала и уходила из дома, а они оставались, даже не замечая моего отсутствия, – Полина уже успокоилась, но дым выпускала по-прежнему через напряженные губы. – Однажды я пришла домой раньше обычного и застукала мать с Сергеем Михайловичем, как он из спальни выходил. Я всё поняла, конечно, развернулась и ушла тогда к тетке ночевать. Потом мать стала вечерами куда-то уходить, а взгляд каким-то неродным стал. Я как-то попыталась поговорить с ней, расспросить её, но она в ответ сказала, что скоро всё изменится, и я узнаю. Я боялась, что она хотела руки на себя наложить. Вскоре действительно всё изменилось: я узнала, что деньги, которые отец мне на квартиру собирал, мать отдала в какую-то секту, куда её этот Сергей Михайлович отвел. Очень много денег. Со всеми родственниками мать разругалась из-за этого. Оказалось, что той сектой даже какой-то доктор наук заправляет. Мать к нему на собрания по вечерам ходила, на сеансы с потусторонним миром, якобы с отцом общаться. За это деньги и платила».