– А что, муж сразу не заметил те перемены, которые происходили с тобой? – поинтересовалась Анна Яковлевна.
– Да. Сначала он вообще ничего не замечал. Он много работал, а я была в декрете и могла сидеть с ребенком дома, не выходя из квартиры. А потом… однажды я чуть не задушила дочку… после бессонной ночи, наполненной голосами. Тогда муж отдал дочь своим родителям и поселил меня в соседнем доме, принадлежащим его тетке. И я там жила одна, а свекровь приносила мне дочь только тогда, когда ее надо было покормить. Мама часто приезжала ко мне и справлялась о моем здоровье. Постепенно я привела и дом тетки в порядок и уже почти не слышала других голосов, соседей-то сверху и снизу не было, но у меня начались какие-то судороги и вот я здесь.
– Так, ясно. А о чем же ты хотела спросить меня?
– Возможно ли такое, что я обладаю сверхспособностью слышать мысли других? Может быть я особенная? Может ли быть, что моя восприимчивость слышать мысли или разговоры других людей – это дар, который необходимо развивать, а не глушить препаратами?
– А ты сама как считаешь?
– Я, Анна Яковлевна, думаю, что это мой абсолютный музыкальный слух дал мне этот талант. Нет, – взмахнула рукой Полина, словно дирижируя оркестром, – я уверена в своей одаренности!
– Спорить с тобой не буду, – мягко проговорила Философиня и грустно улыбнулась. – А тебя кто-нибудь навещает?
– Да. Мама приезжает через день. Но к счастью меня уже скоро выписывают, и я увижу свою девочку.
– Я рада за тебя. И где после выписки ты будешь жить?
– Да в том же доме, рядом с дочерью. Муж же не разрешит мне жить вместе с моей девочкой. Он, как и его родители, считает меня душевнобольной. Но ведь это не так? – Полина с надеждой посмотрела на Власову, но не дождавшись ответа поднялась и еще раз взглянула на Власову. – А вы дадите мне свой номер телефона? Я бы хотела с вами общаться и после больницы. Если вы не против…
– Конечно, будем общаться, – кивнула головой Анна Яковлевна и когда Евсеева отошла от нее, прошептала: – Да-а… Как мне ее жаль…
Глава 26.
«История о маленькой бродяжке, рожденной в тюрьме и о том, что молодость простит все».
– И мне ее очень жалко. Но все же больше мне жалко ее маленькую дочку.
Анна Яковлевна перевела взгляд на Оксану, в голосе которой звучало не притворное, искреннее сочувствие. На вид Оксане было лет пятнадцать-шестнадцать. Она была роста невысокого, но с уже с вполне сформировавшейся фигуркой. Курносый носик, васильковые глаза и круглое чистое личико делали ее весьма миловидной. Волосы девушки были выкрашены в какой-то странный розовый цвет, хотя она как-то похвасталась, что еще совсем недавно щеголяла с зелеными волосами. Ее страсть к смене цвета волос удовлетворяла закадычная подружка Вика, которая училась на парикмахера в том же училище, что и сама девочка. Эта же подружка сделала Оксане и тату на спине и щиколотках. Какое-то время девочка вынашивала новый план – выбить на правом плече короткое, но емкое по своему содержанию предложение «Молодость простит все» и окружить надпись маленькими красными сердечками.