Игорь совсем истосковался. Общество обывателей было ему отвратительным. Он критиковал их за то, что они занимаются одним и тем же постоянно, на что Они отвечали что-то типа: «Ну и что, в жизни мы занимались разным. А вы, вероятно, только и делали, что ели. И спали, быть может, еще…»
Игорь решил пойти искать другие усадьбы, вдруг они есть, в школе говорили про разных богов. Он своровал у Наполеона лестницу в библиотеке, пока тот пытался дотянуться до второй полки за раскрасками. По лестнице Игорь перелез через забор, спрыгнул в лес и сразу же застрял меж плотно выросших дубов. В темноте.
Шальным снарядом разнесло исторический памятник на площади, памятник былого вождя, героя истории. Голова его упала в двух шагах от Рада, он как раз шел мимо опустевшей и за лета военной блокады загрязненной площади с цветами. Перешагнув отколотый нос вождя, бесцеремонно подкатившийся к ногам молодого человека, Рад зашагал к пятиэтажному зданию, ныне пребывающему в состоянии трех этажей. В переулке солдаты раздевали дорогой диван и накидку рвали на плащи, но Рад совсем их не заметил. В колодцах прятались от шумного самолетами неба чумазые сироты, Рад споткнулся о детские макушки и недовольно зашикал в их сторону.
Наконец, внимательно отряхнув начищенные ботинки от сиротской пыли, Рад нырнул в парадную дверь, точнее в место, где она должна была быть. На первом этаже постучал в резиновые двери – в квартире замешкались, но не открывали. Он постучал четвертый и семнадцатый раз, а затем наоборот семнадцатый, несколько раз вновь четвертый и только тогда сказал:
– Это Рад, я пришел к Oe.
– Что тебе нужно? – замычал громкий мужской голос за дверью. – У меня ружье в руках, слышишь? Ружье!
– Мне необходимо переговорить с Оей, простите, что в такой неудобный год, но мне необходимо!
– Oи нет. Она в госпитале. Дебил.
Рад только засобирался расстраиваться, как в парадной появились тени солдат в дорогих накидках. Тени слились с темнотой подъезда и тогда Рад увидел их лица. Темные.
– Ты чего здесь делаешь? – застонали тени.
– Я гражданский! – закричал Рад.
Накидки вздернулись и темнота заволокла Рада. Очнулся он в тесной комнате с ободранными стенами. За стеной вновь послышалось мычание:
– Дезертир, сбежал из тридцатой части. В ответ мычанию застонал другой голос: – Тридцатая? Та, которая под артобстрел накануне попала? Сколько подохло?
– Все подохли.
– A че этот тогда?
– Че-че. Дезертир. Отправим его на окраину города, в штрафбат. Голов и так мало. Пусть лучи солнца заслоняет.
Рад понял, что цветов у него теперь нет. Досадно стало, цветы он сорвал в клумбе у мэрии. Клумбы нет уже там, как и мэрии, впрочем. Через мгновение в стенах открылись круглые отверстия, и из них пошел желтый дым. Рад все больше расстраивался. Госпиталь находился в другом конце города от штрафбата, а с Оей ему переговорить хотелось больше жизни.