– Не зна-аю, – протянула Лалит. – Хотя, если бы знала, что меня спасут, и спасет Санджей, тогда согласна, – в темноте салона раздался веселый смех подруг.
– Айрин, – позвала Лалит. – Ты помнишь, что моих папу и маму надо называть дядя и тетя, а не мистер и миссис Патил? Не забывай.
– Хорошо, я постараюсь, не забыть, хоть это и непривычно, – ответила она.
Дома припозднившихся подруг уже поджидали родители Лалит.
– Девочки, что же вы так поздно вернулись, – попеняла им Радха – мама Лалит. – Посмотрите, какая темень на улице.
– Мамочка, мы же на машине, а не пешком, – успокаивала Лалит, шаря по кастрюлям. – А что, поесть нечего?
– Сейчас, дочки, что-нибудь соберу, – засуетилась Радха.
– Нет-нет, не беспокойтесь, – остановила ее Айрин, – Мы уже пойдем спать. Правда ведь, Лалит? – с нажимом сказала она. – Ты же помнишь, что сказал мистер Рой о еде на ночь?
– Да, мама, не надо. Мы идем спать, – Лалит с тоской посмотрела на кухню и поплелась в свою комнату.
Айрин последовала ее примеру. Закрыв дверь спальни, она стащила босоножки и бросила на стол клатч. Посмотрела на распотрошенные, валяющиеся на полу чемоданы. Сил распаковываться не было – Холидей и Рой ее доконали.
В очередной раз решив забить на неразобранный багаж, тем более, что завтра пятница, Айрин достала пижаму и прошла в ванную. После душа она приготовила одежду на утро и легла в кровать, но заснуть не смогла.
В голове калейдоскопом крутился сегодняшний день: самолет, аэропорт, эта несчастная вечеринка, до дрожи омерзительные подкатывания Холидея и кружащие ее в танце властные требовательные руки Роя. Их тепло и, почему-то, воротник рубашки, за который, падая, ухватилась.
«Хватит!» – сказала себе Ирина. – «Незачем о нем думать. Он – директор компании, в которой ты будешь работать, и к тому же нравится твоей подруге. Так что не забивай себе голову, а засыпай».
Но проще сказать, чем сделать. Айрин продолжала вертеться в чужой пока кровати, никак не находя удобного положения. Мешало все: волосы, обматывающиеся вокруг шеи, тонкая хлопковая пижама, прилипающая к влажной коже, недоставало тяжести теплого одеяла, будили ночные шорохи, доносящиеся из приоткрытого окна, и только после полуночи она начала впадать в забытье.