– А в прочем не важно, главное ты будешь мне платить. Мне нужно быть голой?
Евгений кивнул.
Он очень волновался, идя к ней. Они договорились заниматься искусством (такое название предложила Ольга по только ей известным причинам) с шести часов вечера до восьми, когда квартира более менее свободна. Он взял свои кисти и холст, подошел к ее крыльцу и постучался.
Дверь открыл мужчина, что явно удивило Евгения.
– К Ольге пришел? – спросил тот хриплым прокуренным голосом. От него пахло капустой.
Евгений кивнул. Тот впустил его внутрь, где по-прежнему правил хаос. Он прошел и сел на кровать. Спустя десять минут из ванной вышла Ольга и как всегда голой. Она поцеловала мужчину в щечку, помахала ему рукой и выпроводила его за дверь. Затем взглянула на часы, вздохнула и накинула на себя халат.
– Мог бы и опоздать, а то пришел на десять минут раньше. Видишь же, что еще другой не ушел. Ты ставишь меня в неловкое положение.
– Я плачу за полные два часа и не собираюсь опаздывать, – отрезал Евгений и достал все необходимое. Теперь он стал сомневаться, то ли это, что ему нужно?
Но как только она села на кровать, скинула с себя халат и оказалась перед ним совершенно голой, он понял, что это то. Он принялся творить.
Ольга была не самой красивой девушкой, что могла бы запечатлеть рука художника. У нее была смуглая гладкая кожа, руки грубые и сухие, словно никогда не знали влаги, длинные стройные ноги с редкими черными волосами на них, на ногах под ногтями виднелась грязь, а сами пальцы были разной длины – большой палец был меньше второго, что создавало явную асимметричность. Ступни были длинными, грубыми, кожа в редких местах стала шелушиться и отваливаться, бедра широкие и сильные. На животе был лишний жирок, который был явно виден, в какую бы позу она не садилась. Вообще Ольга старалась сесть перед ним так, чтобы он рисовал только красивую ее сторону. Она крутилась и вертелась, пытаясь улыбаться, но это выходило так неестественно, что начинало потихоньку раздражать.
Только Евгений сделал пару набросков, как она снова поменяла свою позу, то откинет свои густые волосы за плечи, то соберет их в тугой хвостик, который оттягивал ее морщины, видевшие вокруг уголков рта. Он старался внимательно изучать ее, поэтому первые дни он практически не рисовал, а только разглядывал ее лицо, мимику и жесты, он желал передать все на своем холсте, не упустив ни единой детали этой порочной женщины. Так он приглядывался к ее пушистым, но весьма коротким ресницам, к слегка желтоватому оттенку зубов, к сухим губам, которые она всегда облизывала, нашел еще пару морщинок на лбу, не сильно заметных, но он и их не упустил. С каждым разом глядя на нее он четко осознавал, что перед ним настоящая живая женщина, которая в силу обстоятельств (возможно, денежных, а, возможно, идейных) не наносила макияж, не старалась скрыть свои недостатки, а напротив выставляла их напоказ. Ее многие бы назвали вульгарной, развратной, падшей женщиной. В некотором отношении они были бы правы, ведь то, чем она зарабатывает себе на жизнь, ни в коем случае не является нормой, но сейчас Евгений видел ее никак продажную женщину, а как образ, который он старался перенести на холст.