Вдруг из тетрадки выскользнула визитная карточка и легла черной стороной на стол. В правом верхнем углу светилась буква «П». Фаине показалось, что буква медленно крадется к краю визитки, но только тогда, когда на нее не смотришь. На лицевой стороне было что-то написано, скорее всего на каком-нибудь мертвом языке, который сейчас уже стал изучать Филолог.
Фаина плакала, опустив голову на стол. И повторяла, повторяла, повторяла, как заведенная, запомнившиеся четыре строчки из жизни Филолога, вместившейся теперь в одну строку: «Родился. Тире. Умер»....
«Глядишь с укором, дрожат губы, глупые губы кусаешь зубами. а у меня в ознобе зубы… Глупые губы целую губами…»
«Глупые губы кусаешь зубами…» – прошептала Фаина и, взглянув в зеркало, вытерла с губ кровь. Она посмотрела на визитку и не увидела буквы «П». Может, помешали слезы?
– Что засмурнел? Первый раз о смерти услышал? Хочешь, про Боба расскажу? Сколько там у нас времени? О, времени у нас до черта и больше! Ложись, патриций. Жаль, смочить нечем рассказ. Ну, да не привыкать. Смочим слюной и слезами, а?
***
На Дар-горе возле сельхозинститута, где громадный пустырь, поросший бурьяном, а в жилых кварталах сосредоточена вся герань и фикусы Воложилина, в конце сороковых годов построили водонапорную башню. В поселке вечно не хватало воды, но башня эту вечную проблему не решила. Башню не смогли наполнить водой – по причине ошибки в расчетах и недостаточной мощности насосов. Такое случается в истории довольно часто. Собственно, история – это прежде всего история ошибок. Возьми ту же Царь-пушку в Кремле: Чохов ошибся в расчетах и отлил непомерно тяжелые ядра, благодаря чему пушка сохранила множество жизней и стала памятником литейного искусства.
Однако водонапорная башня в жизни города сыграла определенную ей новейшей историей роль. Не будем сравнивать эту башню с Вавилонской. Упомянем лишь, что Вавилонская башня строилась восточными кочевниками для ориентира в пространстве рабовладельческого мира. К тому же, ее строительство объединяло людей, не давая им рассеяться, общим языком и единой верой. Но богу Яхве (а может, Мардуку) претило людское высокомерие и он взял да и смешал языки, а людей рассеял. Воложилинских инженеров-гидротехников, кстати, тоже по-божески взяли, смешали и рассеяли. Замечено, люди рассеиваются легче семян.
Какое-то время башня была заброшена. Там обитали крысы, ужи и бездомные кошки. Перепархивали с места на место серые и коричневые воробьи. Ползали муравьи и божьи коровки. Сами собой прятались ворованные со стройки гвозди и доски. Встречались картежники и выпивохи. Играли в войну дети. Юные пионеры гладили юным пионеркам колени, а комсомольцы вступали с комсомолками в принципиальный диспут. Собиралась и играла в пристенок шпана. Ютились какие-то французы, то ли потомки гувернеров, то ли остатки наполеоновских войск – спустя два-три десятилетия они обретут наконец-то официальный статус, и их станут звать бомжами. Кирпичная кладка проросла травой и кустарником. На стенах уже негде было писать имена и матерщину. Ступени лестницы внутри башни выкрошились и частью обрушились. Окна в верхней части башни стали напоминать амбразуры дота. Почва возле башни потрескалась, образовавшиеся провалы поросли бузиной и папоротником. С каждым годом место это все больше возвращалось к своему первозданному виду. Энтропия, как заявил учитель физики, растет вместе с благосостоянием трудящихся. Однако тепловой смерти пустыря и башни не последовало, и как-то ненавязчиво ближайшую автобусную остановку назвали «Башня», а когда построили новый микрорайон, то и его, не взыскивая особо, назвали тоже «Башней», а потом и весь юго-запад Воложилина превратился в Башню, и уже то ли шутили, то ли предлагали серьезно провести референдум о переименовании города в Санкт-Башнеград, а то и в более серьезный субъект Федерации – Башнестан.