– Мост… я совсем про него забыла.
– Здесь на дне глубокая яма, – Лука указал прямо перед собой. – Я плавал, видел её.
Это была та же самая река, что и ниже по течению, но именно здесь было «то самое место», и у Карины не было вопроса, почему. Она это чувствовала.
Когда оказываешься на «том самом месте», всё твоё существо говорит тебе об этом и не может не говорить. Сердце начинает биться чаще, мозг отчаянно пытается отказаться от ощущения безвозвратности и черноты, витающих в воздухе, а тело поддаётся, тело помнит.
Сначала у Карины задрожали колени, а потом мышцы наполнились мелкой дрожью. Она подняла на Луку совершенно беспомощный взгляд, и тогда он вложил в её руку камень – большой, холодный, отрезвляющий.
– Давай, – это было самое уверенное его слово за весь их недолгий разговор.
И Карина размахнулась. Рука разрезала воздух, вдруг вспомнив уроки физкультуры на школьном дворе, и камень разорвал влажный осенний воздух на мелкие кусочки воспоминаний. Он преодолел метры пожухлой травы и на огромной скорости упал в воду.
Гром. Тишина.
Я здесь, Сара. Я здесь.
От кружки вверх поднимался пар, и Карина посмотрела сквозь него на молодого мужчину. Лука пил чай мелкими глотками и осторожно, будто бы боясь громких звуков, поставил чашку на столик.
– Больше всего не люблю это время года.
Карина кивнула.
– Помню первую осень после лета, когда её не стало. Тихая была такая, онемевшая, оглушённая. Всё, что мне говорили, будто бы сначало проходило через миллиард лет, скукоживалось, выцветало и только потом долетало до меня эхом. Вся моя жизнь стала эхом того лета. Ты спрашиваешь, как я.
Карина обхватила кружку двумя руками и снова кивнула. Она не могла вспомнить, спрашивала ли об этом, но он продолжал.
– Посмотри, – он показал в маленькое окошко фургона, – я каждую осень приезжаю сюда – на это место рядом с камнем, где родители нашли её одежду. Первые годы приезжал на автобусе – сбегал с последних уроков и тратил все карманные деньги на билет, потом приезжал на машине и оставался до первых холодов, теперь вот купил фургон, чтобы было не так холодно. Я обживаюсь здесь, пускаю корни на этом месте, а ты спрашиваешь, как я.
– Я слышала, что у тебя были отношения.
– «Были» по той же причине. Я хотел быть здесь, а не там.
– Ты говорил с ней об этом? Говорил, что это место для тебя много значит.
В осенних сумерках поле выглядело особенно одиноко, и Лука издал звук больше похожий на стон, чем на смех.
В фургоне уютно. Над кухонным гарнитуром горит ряд маленьких лампочек, чайник и кастрюля бросают тень на столешницу. Лука снова отпил чай и тихо поставил чашку на стол.