Лилькины заплаканные, умоляющие глаза помогли мне сделать нелегкий выбор. Так началась новая глава моих приключений.
Сиделкой я работала больше года. За это время я перебывала практически во всех больницах столицы. Я видела, как люди меняются в болезни и горе. Как беззаветно ухаживают за своими близкими одни родственники и как легко бросают родных на произвол судьбы другие. Как могут умирать люди: одни – с достоинством, вторые – со страхом, третьи – с проклятиями, а четвертые – просто счастливыми.
Мне очень повезло с первой пациенткой, бывшим директором фабрики «Красный Октябрь». Я ухаживала за ней после инсульта. Нас разместили в шикарной ВИП-палате. Мы провели вместе полтора месяца, постепенно двигаясь к выздоровлению. Я делала ей массаж, и парализованные конечности постепенно обретали подвижность: через пару недель мы уже начали подниматься в кровати и делать укладку. Старушка реабилитировалась поразительными темпами и ушла из больницы своими ногами. Я же за это время перепробовала всю продукцию кондитерской фабрики, которую приносил сын моей подопечной мне и всему медсоставу больницы.
Сейчас фабрику вынесли за МКАД, а ее здание превратилось в супермодное тусовочное место. Однако каждый раз, читая прежнюю вывеску, я вспоминаю вкус шоколада и рассказы Анны Андреевны про товарищество «Эйнем» (таким было дореволюционное название фабрики, основанной в 1889 году) и производство спецпайков с повышенной калорийностью для бойцов во время Великой Отечественной войны.
С этой семьей был связан интересный случай. Когда сын пациентки увидел чудодейственный эффект от массажа, он между делом спросил, не сделаю ли я массаж его попугаю. Огромный какаду, неудачно повернувшись в клетке, сломал крыло. Пришлось наложить ему гипс. После чего доктора прописали массаж, но никто не берется его делать.
А надо-то всего пять сеансов. Пообещал, между прочим, двести долларов, но я что-то не решилась.
Через пару месяцев я разговаривала со своим учителем истории из Волгограда по телефону и, как курьез, рассказала ему про это предложение. Ответ историка был лаконичен: «Давай адрес, я выезжаю».
Не знаю, как объяснить тот факт, что в самом отдаленном районе Волгограда, в школе, окруженной с обеих сторон общежитиями рабочих алюминиевого завода и бараками бывших заключенных, выпущенных на поселение, так называемую «химию и ЛТП», был замечательный состав учителей (чего совсем нельзя сказать о составе учеников).
Историк, Владимир Львович Соловейчик, играл нам на скрипке, показывал марки, читал вслух рассказы О. Генри. Дети обожали его. Уже взрослыми бежали в кабинет истории после армии или тюрьмы. Вечно он ходил в суд от школы, защищая своих непутевых учеников. Участвовал в каких-то рейдах по криминальным закоулкам нашего, скажем так, неблагополучного района. Это было время, когда молодежная преступность была на подъеме. Подростки ходили стенка на стенку – дрались железными прутьями. В нашем классе один был убит и пятеро сели за убийство. Еще двое – за изнасилование, трое – за кражи.