в столице…
В таком случае здешние претенденты на их сердца имели полные основания для сомнений в их достоинствах да и в возможностях подступиться к ним, а значит можно было ожидать, что новых попыток сватовства на местной территории уже просто не последует или, если они и будут, то – редкими и нерешительными.
Тут же, в этом вечернем собрании, незадолго перед тем как разойтись его участникам Алекс узнал, что управляющий имением, звавшийся Федотом Куприяновичем, назавтра ещё на утренней заре должен был уехать из села по неким неотложным надобностям и будет при месте лишь через день.
Гостя об этом уведомила Полина Прокофьевна, сказав обоим, что они уже сейчас могут согласовать время их деловой встречи, о предмете которой, как она выразилась, ей доподлинно известно.
Согласование состоялось; встретиться предстояло послезавтрашним ранним утром; однако такому обороту поэт не мог радоваться, поскольку затягивалось время на получение ссуды, и надо было позаботиться ещё и о пересылке суммы почтовым отправлением, так как брать деньги с собой в дорогу было бы верхом неосторожности ввиду тех же разбойников, разве лишь их толику – на сопутствующие незначительные расходы. Поделать тут ничего было нельзя, и в соображение такого обстоятельства барыня предложила поэту провести завтрашний день по своему усмотрению, в частности хоть и немного развлечь вот их, – она глазами указала на дочерей, – да пройтись, то есть прогуляться по усадьбе, не пренебрегая, конечно же, и аудиенцией у неё, на которую она его приглашает пораньше с началом дня.
Было ли ей по-настоящему ведомо, как дорого ценил он возможность отвести хотя бы часа три на своё творчество, пусть и в такой несообразной для этого, как сейчас, обстановке?
Ведь в отличие от владычицы Неееевского барыня даже не заикнулась о такой его потребности, составлявшей уже его привычку – как часть его подвижного, хотя и довольно сумбурного образа жизни.
Обходиться без сочинительства никак не входило в его планы; без него и так уже протекали один за другим целые дни, с чем теперь он всё-таки вынужден был примириться, прикинув, что пусть бы только всё как следует решилось со ссудой.
И ещё одним штрихом существенной значимости обозначался для него оконченный ужином и столь полезным общением вечер первого дня его пребывания в имении. Повод подавала Аня: на её лице и во всей фигуре он не увидел знаков уныния и подавленности, какие были явственны утром и тяготили её. Она была мила и приятна; нельзя было ею не залюбоваться. Исчезли красноты от слёз; нега таилась в чистых и манящих зрачках её глаз; на щеках укрепился отменный румянец, в котором не прибывало излишества.