Сырое ненастье давно затонуло в объятиях наступавшей ночи. Скоро ли до Лепок? Ещё нет. Да и то кучер свернул, дабы спрямить езду, незаметно для пассажира миновав мост через неторопливую, но приличную по ширине и достаточно полноводную реку, так что теперь путь пролегал по её другому берегу, на удалённости от оставленного просёлка.
Алекса столь неуместное решение возничего сначала не озадачивало. Признаков для тревоги или страха, казалось ему, нет никаких.
Лишь немного слышнее стали звуки продвижения кибитки по дороге, где больше попадалось выбоин, да сама езда, похоже, замедлилась.
Но вдруг он вспомнил: перед поездкой Никита говорил ему о кучере, будто бы тот плохо разбирается на просёлках и нерасторопен да и слеповат. А служит менее года, хотя уже далеко не молод.
Посожалев о том, что замечания слуги пропустил мимо ушей, поэт усилием воли заставил себя смириться перед новым обстоятельством и не давать подозрительности хода. Но его внимание напряглось; обострившийся взгляд теперь лучше проникал через мутную блеклость выреза напротив, за которым на густо истемневшем фоне еле просматривалась размытая одинокая согнутая фигура, прилаженная к медленному дорожному ритму; она казалась нематериальной и неподвижной, и было такое ощущение, будто не стало там и самого кучера, будто над облучком мается только его усталый и продрогший бесплотный дух.
Образ тёмного и бестелесного был непрочен, и он исходил явно не от суеверия и боязни поддаться мистике. Скорее действовала привычка захвата ещё не до конца обдуманной мысли, которой предстояло мгновенно опоэтизироваться и войти в живые чеканные строки. Тем не менее заодно с ощущением исчезнувшего реального близко придвинулась обеспокоенность.
Поначалу это чувство мелькнуло соображением, что Никита в поездке, пожалуй, не стал бы лишним попутчиком. Надо было его взять, как тот просил, чуть ли не умолял.
Конечно, отказ барина он принял за каприз и высокомерие. Но что же теперь? Неясное хотя и было не давящим и не угнетающим и с ним даже как будто приходило облегчение, но оно быстро и незаметно себя теряло, так что в сознании удерживалось только мимолётное смущение, как перед некой запретной тайной. И тут ему неожиданно вспомнилось: с ним говорили о разбойниках – что они замечены как раз в этих местах и встреча с ними не может сулить ничего хорошего.
В тот же момент облучок заскрипел, на нём определилось некое шевеление пятна кучеровой фигуры. Затем послышалось как бы чем-то возбуждаемое и более связанное с текущими обстоятельствами, нежели раньше, оханье, бормотанье.