Вызов тьме
Мы ехали по МКАДу, был облачный день, лишь только снег незаметно тихо шел. А шел он действительно незаметно, медленно наслаиваясь на землю маленькими снежинками, он словно крался, не желая, чтобы кто-то его увидел, поэтому у него не хватало сил, чтобы осветить все вокруг.
Вдруг я увидела одну рекламу, и сначала вовсе не придала ей значения. На ней черными буквами была надпись: «Мама, я бегал во сне». Но потом поняла смысл, когда прочитала еще одну надпись чуть ниже. Будто какая-то чудотворная ослепительная стрела мгновенно и неожиданно вонзилась мне в сердце. Это были слова ребенка, который страдал параличом, он не может ходить, но он радостно смотрел на маму и говорил: «Мама, я бегал во сне». В тот момент я уловила ноту этих слов, и мне представилась такая картина: Этот мальчик, который болен параличом с рождения, видит из окна своего дома как его сверстники вовсю бегают и прыгают, играют в футбол, он смотрит на них, прикрепленный к инвалидной коляске, а во дворе бегают такие же мальчики как и он, но он так не может, хотя, возможно, уже и смирился с этим, но за невзрачной кулисой смирения, которая все же может утешить его и утешила, все равно таится какое-то тайное желание, которое он каждый раз оборачивает, словно оберткой своим смирением, но будто это что-то живое, что не может находиться в этой обертке, и оно порою ворочается и иногда показывает себя. Возможно когда-то, он, грустно смиряясь, узнал о себе эту горькую правду – тень грусти стала постепенно исчезать, и вот, она уже почти незаметна, и он, кажется, быть может, про нее забыл, но все равно, где-то глубоко в душе ему хочется бегать, это тайное желание тихо спит. Он засыпает, ему снится, что он бегает, все оковы, несправедливо поставленные на него этим миром спадают, и во сне он, будто заключенный, которому снится свобода. Ему снится, что он бегает! Он бегает! В эту минуту происходит что-то волшебное и невероятное, он чувствует себя полноценным, его желание, а скорее даже потребность, невинно осужденная наяву, вдруг, совершенно неожиданно для него раскрывается полностью, ничто не может его обуздать, накинуть лассо, сила оков здесь не действует, и кажется, это еще больше его радует, чем сам бег, хотя и ему он бесконечно рад, хоть здесь он может отдохнуть от своих уз; и он бегает, резвится беззаботно, он невероятно рад каждому своему движению, и каждое из них воспринимает как дар, и как благодатно пребывать в этом состоянии будучи осыпанным тысячами таких подарков, блистающими как бриллианты. Но вот подкрадывается суровая действительность со своим мрачным лицом, заходит нагло без спроса, как надзиратель в камеру и выглядит как страшный зверь, с которым приходится или уживаться, или сражаться; он просыпается в своей кровати, вновь со своими больными ногами. Но это чувство еще горит, оно пока не угасло, и подобно яркому детскому утреннему солнцу, которое озаряет его личико. Он недалеко еще ушел от этого события, сейчас он помнит его и созерцает, вблизи от него самого. К нему заходит мама, поднимает его с кровати, а он еще не распрощавшись со своим заветным священным восторгом, который в данный момент все еще пересиливает привычную действительность, освещая его радостью, что была у него во сне, мама берет его на кухню, озаренную по-детски солнцем, и он с этой радостью маме говорит: «Мама, я бегал во сне!» Мальчик все еще чувствует исходное, чистое невинное лоно, где был он, когда спал. Какая же искренняя у него должна быть в этот момент радость, будто он и сейчас продолжает бегать, невзирая на свою нехорошо обошедшуюся с ним действительность. И вспоминая, он вновь проживает ее, так он рад, что случилось для него невероятное, пусть даже во сне, но случилось.