– Ой, и врун ведь, а?! Так и скажи, что ноги мои нравятся.
– Это бесспорно! Спи. Это приказ!
Я устроила удобно голову на подушке, и минут через пять сон забрал меня в свои объятия.
Питер встретил нас дождем. Теплым, летним дождем. А так как мы были не готовы к дождю, то в отель прибежали промокшие до нитки, весело хохоча. Наши номера были рядом, Трофим внес мои вещи в номер, поцеловал в щечку и велел быть готовой вечером поужинать в великолепном небольшом итальянском ресторанчике.
Вечером я в легком платье и в босоножках на высокой танкетке сидела на первом этаже отеля. Трофим спустился, подошел ко мне и протянул руку. Я взяла его за руку, легко встала и перед моим носом появилась маленькая белая роза.
– В знак примирения, – сказал он.
– Мы вроде не ссорились, – ответила я.
– Это ты так думаешь. А я-то с тобой поссорился на днях.
– В следующий раз предупреждай. Я хоть придумаю наказание, – хихикнула я.
– Ты чувствуешь, как нам весело всегда с тобой? А в продолжение примирения я тебя угощу сегодня самой вкусной пастой во всем Питере и бокалом самого вкусного вина!
– Звучит высокомерно!
– Я знаю, что я говорю! – поднял палец вверх Трофим. – Я был там в прошлом году и, поужинав, сразу подумал, что надо сюда привезти тебя!
Мы приехали в небольшой ресторанчик недалеко от набережной Невы. Уютный ресторан, приятная атмосфера. Сели у окна. По улице шли люди. Кто-то по делам, кто-то просто гулял. Приятно было вот так сидеть в большом чужом городе, быть спокойной, наблюдать за людьми. Мы заказали ужин, сидели и просто болтали.
– Вот сейчас ты начнешь мычать от удовольствия, – сказал Трофим, улыбаясь, когда нам принесли заказ.
– Как хорошо ты меня изучил! – хихикнула я.
– Ты всегда мычишь от удовольствия, когда тебе нравится еда, – хохотнул Трофим. – Когда ты первый раз пришла к нам и начала мычать от кайфа, мой отец был в шоке. А после ужина сказал: «Сын, приводи ее почаще! Мою стряпню так еще никто никогда не нахваливал!»
– Оооо, как мне сейчас стыдно стало! – подняла я вилку вверх. – Я не подумала, как это может выглядеть со стороны.
– В кругу семьи это выглядит замечательно! Но не советую практиковать в ресторане, – хихикнул Трофим. – Мужчины в зале точно не так поймут!
– О! – только смогла сказать я.
Но невозможно не мычать от удовольствия, когда ты человек, который всю жизнь все воспринимает через ощущения. Я вижу еду, она меня не впечатляет, я пробую ее на вкус и с ума схожу от удовольствия. Я слушаю музыку и не понимаю ее, но, когда я начинаю танцевать под эту музыку, я ухожу от реальности. Я смотрю на мужчину, понимаю, что он красив, но я не знаю, насколько он красив для меня. Я смотрю на платье, вижу, что красивое, но я не понимаю, красивое ли оно для меня. И только когда кожей ощущаю ткань, я понимаю, куплю или не куплю. Кто-то воспринимает картинку, кто-то на слух, я же уродилась такой, что мне все надо потрогать, попробовать, чтобы понять, нравится или не нравится. Так и сейчас. Когда я начала есть пасту, поняла, что такой вкусной пасты я вряд ли когда-либо ела. Я сдерживала себя как могла, чтобы не замычать.