— Зачем она тебе? — повысил голос китоврас. — Она ничто, маленькая нелепая зверюшка. В ней нет ничего, ничего. Она живет в норе и слепа, как крот.
— Отойди в сторону, зверь. Дай ей пройти.
В ярости от его слов китоврас захрапел и встал на дыбы, но неожиданно быстро успокоился.
— Хорошо, я пропущу ее, — сказал он мягким голосом. — Но ты должен сказать мне одну вещь. Буду ли я в бестиарии?
— Да, будешь, коли захотел явиться. Теперь отойди, не мешайся.
Китоврас по-лошадиному помотал головой.
— Не только это, монах, — сказал он. — Скажи мне, кто я.
— Спроси это у своих хозяев.
— Они молчат, — сказал китоврас. — Но мне нужно знать.
— Что тебе нужно знать? — грубовато спросил дон Федерико.
— Свое место. Свое назначение. Вернее, обозначение.
— Так ты за этим пришел? Тебя просто мучило любопытство?
— Ты так и не смог найти меня тогда, — самодовольно произнес китоврас. — Пришел вот как к ней, словно я обычная мелкая скотинка, на которую может поглядеть всяк кому не лень. Но я — царь. И сейчас я хочу, чтобы ты включил меня в книгу.
— Ты будешь в книге, — кивнул дон Федерико. — Рядом с ней.
— Рядом с ней? — сморщился китоврас.
— Да, потому что ты — ее противоположность. Ты — воплощение гордыни.
Китоврас молчал, обдумывая сказанное.
— Вот зачем я, — произнес он негромко. — А она?
— Мне нужно посмотреть на нее, чтобы удостовериться.
Китоврас задумался. Белый туман начал подниматься от реки.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Я позову ее.
Дон Федерико благодарно склонил голову. Китоврас поднял ногу и несколько раз гулко топнул копытом оземь. Потом он вошел в молочную пелену тумана и исчез.
А на его месте появилось странное существо, долгоносое, длиннохвостое, покрытое жестким на вид, темно-серым мехом. Оно сидело на земле, смешно озираясь, моргая слепыми глазками и подергивая влажным хоботком, — маленькое, нелепое, бокастенькое, похожее на комок слипшегося меха. Но появление его не вызвало у дона Федерико ни удивления, ни смеха, ни разочарования. При виде этого создания, ничтожнейшего из ничтожных, на священника нахлынуло вдруг благоговение, словно он оказался причастен божественной тайне, тайне Творения. Он жадно разглядывал выхухоль, отмечая малейшую подробность ее облика, древнего, как мир. Он успел запечатлеть ее в памяти, прежде чем наполз белый плотный туман и скрыл ее из виду.
К яви он перешел с такой быстротой, что лишь мельком заметил этот переход — когда уже сидел за столом, лихорадочно записывая увиденное. Сначала он в подробностях описал внешность выхухоли, потом методично описал китовраса. Придется внести изменения в план издания и убедить редколлегию, но проблем с этим дон Федерико не ожидал: китоврас был самый лучший претендент на изображение греха гордыни из всех имеющихся, а последнее, очень поверхностное его описание было сделано в XVI веке.