Нонна выполняет первое обещание. Адам с Кардиналом привозят медальон Куницы. Добыли его из‑под забора четвёртого Дома, переодевшись геодезистами. Нашли его с первого же захода, устанавливая в указанном Куницей месте штатив с теодолитом в качестве доказательства исполняемой роли и обоснования необходимости копнуть пару раз в клумбе с ноготками. Теперь говорят с уважением о точности сведений, предоставленных Куницей.
Куница не может нарадоваться и рассыпается в благодарностях за находку предмета, который ей представляется самым важным в её жизни. Она горда от того, что в своё время увела депозит у пани директора второго Дома.
— Ты язык прикуси, — Дедушка суеверно не хочет слышать речей, которые у него однозначно ассоциируются с лишением свободы.
— Это дорого стоит, Куница, ты знаешь? — на ладони Нонны сияет эллипс, украшенный женскими профилями из кремовой кости.
— В середине есть фотография, — сообщает Куница и беспокоится, не уничтожило ли время, пока медальон был закопан, бесценного изображения. От волнения даже не может справиться с защёлкой, скрепляющей обе створки золотистой ракушки.
Её раскрывает Нонна. Все внимательно смотрят на портрет женщины с длинными локонами, украшенной цветами.
— Кто бы это мог быть, Куница? — спрашивает Адам.
У Куницы падает камень с души. Хотя упаковка из пластика помутнела и потемнела, а жестяную коробочку из‑под юбилейного чая поела ржавчина, влага не повредила рисунка, только его замылили годы, время, за которое Куница научилась стольким вещам, что на вопрос Адама об этой женщине в платье с кружевной оборкой на груди сумела ответить:
— Шлюха. Шлюха, которая меня родила.
— Ты так её ненавидишь? Ведь она тебя выпустила на свет, дала тебе жизнь, снабдила дорогим украшением, — реагирует Нонна.
Куница не отвечает. Она и сама не знает, то ли у неё камень на сердце, то ли любовь, то ли болезненный хаос, однако достаточно, чтобы она не смотрела на иллюстрацию и уже пышет ненавистью к собственной матери и ко всем матерям, бросающим своих детей.
— Но ведь это даже не фотография, а вырезка из газеты, — замечает Нонна и громко выражает сомнение, изображена ли на ней мать Куницы.
Адам разделяет её мнение, но прежде всего обращает внимание на наряд женщины, который всегда наполнял Куницу гордостью. Такой необычный.
Действительно, необычный!
— Как в театре. Уж не «Дама» ли «с камелиями»? — размышляет Адам. Он учёный и разбирается в подобных вещах. Рассказывает о представлениях, на которых не говорят, а всё время поют и играют на разных инструментах.