— Пелька!
Малявка, освободившись от мокрых колготок и грязного фартучка, босиком гоняет по залу, сверкая из‑под рубашки голым задом. Убегает от воспитательницы, падает, поднимается и снова ныряет в клубящуюся массу, пока её не выхватывает нянечка.
— Снова описалась! — шлёп по худым ягодичкам, на нежной коже проявляется красный след растопыренных пальцев.
Малявка кричит без единой слезинки.
— Такая большая девочка, а писает в трусики!
Ребёнка сотрясают сухие рыдания. К жгучей боли раздражённой мочой попки присоединяется резкое чувство несправедливости. Больше никого не побили, только её. Наказание настигает индивидуально, она уже об этом знает. Однако считает такое положение дел вопиющей несправедливостью, ведь ласка распределяется между всеми.
— Пелька, почему ты не просишься?! Писают в горшок, а не себе по ногам, убоище! — потрясает ею под струёй воды помощница воспитательницы.
— Горрршок воняет! — ребёнок совсем недавно научился выговаривать букву «р» и не упускает случая использовать новый навык.
Тридцать горшков стоят в одном помещении, предназначенном только для этой цели; на них всегда сидят какие‑то дети, слабая вентиляция не приносит свежего воздуха, помещение переполнено вонью. Пелька до последнего момента не решается войти в смрад, а когда наконец набирается храбрости, часто уже становится поздно, трусики уже мокрые. Чтобы избежать наказания, снимает с себя одежду, прячет за радиатором отопления или в труднодоступном углу и как можно быстрее бежит с места сокрытия следов преступления.
— Стриптизёрка! — это прозвище будет следовать за ней ещё долго, даже тогда, когда давно уже забудется его причина. В очередных Домах, куда она будет попадать, будут совершенно иначе объяснять обстоятельства появления этого прозвища, которое Пелька возненавидела ещё больше, чем собственное имя.
Есть и вторая причина.
На Пельку, самую худенькую и малорослую из ровесников, налезала любая ношенная, выцветшая и севшая после стирки одежда, из которой другие дети выросли. Пусть даже изорванную, такую одежду после починки всегда можно было надеть на «самую мелкую». Поэтому Пелька очень редко, гораздо реже всех остальных, получала что‑либо новое.
Ей нравились яркие краски. Её угнетало поблёкшее, застиранное платье; она видела также, что остальные детишки значительно чаще получают новую, не ношенную одежду. Это заставляло страдать. Ощущать себя обособленной, сиротой среди сирот.
— Натирает! — говорила она и снимала с себя перешедший по эстафете «наряд».
Над причинами такого поведения никто особенно не задумывался. Чувствительность к цвету? Все дети чувствительны к цвету. Именно поэтому в спальнях так много цветных украшений. Висят Дональды Даки и Микки‑Маусы