- Слышишь? - хоть и в пустоту, но твердо сказал он. - Я за тобой бегать не буду.
И вдруг похолодел от страшного предчувствия. Он вернулся в избу - и точно: вся ее одежда осталась тут, на лавке. Так, ушла голая, как-то безнадежно подумал он. И, как бы отвечая его мыслям, на селе раздался громкий мужской хохот...
А на улице ночь начиналась темная и душная. От соседней избы прошла старуха и пронесла свежий запах яблок, нарезанных для сушки. Глеб остановился посреди улицы и снова прислушался. На обочине в кустах кто-то вздохнул и повернулся.
- Катя, - осторожно позвал Глеб, - Катя...
- Э, э, э, - тихо, с тоской и протяжно ответили ему, и на дорогу вышли две овцы - темная ярочка и белый ягненок.
- Кыш, сволочи! - прошипел Глеб. Овцы отбежали, но недалеко.
Теперь было слышно, что смеются и громко разговаривают на том конце деревни, где отмечали крестины. Он направился было туда, но остановился, представив себе собственное появление с одеялом в руках. Что он спросит? Вы мою голую жену не видели? Видели, видели! И все станут показывать пальцами на него и вытолкнут ее в круг ему навстречу - сюжет, достойный кисти Босха.
Хватит, подумал он, всему есть предел. Мало того, что она сама ничего не делает, мало того, что в Москве целыми днями слоняется полуодетая по мастерской и, отвлекая от работы, каждые пятнадцать минут норовит прижаться к нему и при первой же возможности готова лечь с ним в постель! За два года он на нее сколько времени потратил! И теперь вот она что учудила. Нет, завтра же чтобы духу ее не было - и навсегда. Да таких натурщиц в его записной книжке десятка три. Она - кто такая? Простая девка, двух слов связать не умеет... И теперь такой позор! Как он завтра на улицу выйдет? Он сюда уже десять лет ездит. Его здесь уважали: каждый раз ему сдавали лучший дом в деревне. А теперь - куда бежать отсюда? "Это тот, у которого голая баба по улице бегала..."
Он повернул назад к дому и увидел, что овцы все идут за ним и тянут к нему свои тоскливые морды.
- Кыш, кыш! - закричал он.
Но овцы стояли в отдалении и спокойно смотрели на него, а когда он пошел, тронулись вслед. Он пошел быстрее, и они, тихо заблеяв, побежали за ним. Он быстро вошел во двор, хотел закрыть ворота, но створка так глубоко вросла в землю, что гнилая доска тут же сломалась. Он подержал в руке трухлявый обломок и, выругавшись, отбросил в сторону. Черт с ними, с овцами...
Из открытой двери в сени и на крыльцо падал свет. В избе все было так, как он оставил: ящик с красками, раскрытый этюдник... на лавке женское белье, аккуратно прикрытое блузкой, - он терпеть не мог раскиданных женских тряпок, и она это успела усвоить. Он поискал глазами яблоко, но яблока нигде не было... И вдруг его осенило. Он, не торопясь, вернулся во двор, прошел в сад, обогнул густой малинник, вышел к старому сараю и по шаткой лестнице полез вверх, на сушила. Под крышей стоял запах свежего сена и яблок. Яблоки были собраны еще дня три назад, свалены в углу в кучу, и теперь от них начинал исходить тонкий винный аромат. На сене, держа в руке яблоко, спала Катерина. Тело ее мягко светилось с темноте.