– Вот так, старик. Можно сказать, работаю по специальности. А ты чем занимаешься? Что? Малярничаешь? Пишешь иконы? Ну-у, бро... Так у тебя, гляжу, жизнь хуже моей. Я-то думал, что ты живешь жизнь, а ты... И стоило ради этого уезжать в Штаты? Ты ведь на идиота не похож, извини за прямоту.
Вертя в пальцах зажигалку, Гурий вяло поддерживал разговор. Пожалел, что сейчас перед ним Никита, а не кто-либо из знакомых одесских художников.
А Никита говорил, не умолкая:
– А бандюгана Грека Одесса еще долго будет помнить. Если в городе откроют музей бандитской славы, я первый отвалю бабла, чтобы имя Грека выгравировали на золотой табличке. Вот так, судьба любого сломает. И тебя сломала, опустила в канализацию. А иконы, брат, может писать любой дурак, даже я. Если поумнеешь и захочешь к нам, в бизнес, звони, пиши в любое время. Чуть что, замолвлю за тебя словечко. Нам проверенные люди нужны, тем более, с американскими корочками и опытом работы. Вот номер моей мобилы.
Несколько слов о рептилиях в келье Мариам: ящерицы в двух больших террариумах ей достались «по наследству» от умершей жены настоятеля этого храма. По всему было видно, что Мариам следит за ящерицами с большой охотой, знает, как с ними обращаться, и получает от этого удовольствие.
Она подходила к террариумам, осторожно отодвигала пластмассовые крышки с вмонтированными в них яркими лампами, затем из банки, стоявшей рядом, вынимала щепоть кузнечиков и бросала ящерицам. Ящерицы устремлялись к кузнечикам и проглатывали их в мгновение ока.
– Ешьте, обжоры. Но имейте в виду: скоро начнется Великий пост, тогда и вам тоже придется поголодать, – говорила она серьезным тоном.
Порой она вынимала из террариума какую-нибудь ящерицу, клала ее себе на руку и начинала гладить. Ящерица, приподняв голову, закрывала глаза, словно от наслаждения.
– Не знал, что у ящериц есть мозги, – однажды заметил Гурий, наблюдая, как блаженствует ящерица на руке у Мариам.
– Чтобы чувствовать, что тебя любят, мозги не нужны, – ответила Мариам.
Они сейчас были в комнате одни, и Гурий решил проделать «эксперимент». Он достал из террариума еще одну ящерицу и, легонько сжав ее в кулаке – так, чтобы не задушить, подошел к столику, за которым писал икону. Ослабил хватку, выпуская ящерицу на предплечье своей согнутой руки. Но ящерица, не удержавшись, соскользнула с нее и упала на стол. Стремительно промчалась по столу, по карандашам и кисточкам, и быстро вскарабкалась на доску с недописанной иконой. Застыла на краю доски, свесив хвост.
Гурий пристально всматривался в нее. Ящерица оставалась абсолютно неподвижной, только у нее на горле от дыхания едва заметно двигалась шкура. И от этих чуть видимых слабых движений Гурию вдруг почудилось, что и женщина, изображенная на иконе, тоже шевельнулась, что она сейчас выйдет к нему!