— Надо же. Значит, он — потомственный дворянин, — удивился я.
— Представь себе, что его крестным отцом был последний губернатор Киевской губернии. Ну-ка погодь.
Поднявшись, тетя Сима ушла в комнату и вскоре вернулась с небольшой сумочкой. Достала оттуда затертую открытку из плотной бумаги, с едва видимым блеклым крестом вверху.
Бережно раскрыв открытку, немного отдалила ее от себя, затем прищурилась, стараясь найти желаемую строку:
— Свидетельство о крещении... Таинство совершил... Ага, вот. Крестные родители: Федор Федорович Трепов, генерал-губернатор Киева, — она развернула документ лицом ко мне. — Да, жизнь у моего Жоржа получилась горькой, как полынь...
Я смотрел на эту истертую временем бумагу, и передо мною возникали гранитные плиты на заброшенных монастырских кладбищах, где были похоронены царские военачальники, известные украинские и русские ученые, дворяне. Надписи на тех плитах потемнели и стерлись, и все вокруг них поросло травой и бурьяном.
С друзьями мы тогда часто лазали по тем заброшенным кладбищам, искали там, сами не знали чего...
А папа Жора лежит на Байковом кладбище. На линзе, прикрепленной к гранитной плите, его фотография — в полупрофиль, где папе Жоре лет пятьдесят: умное, благородное и удивительно красивое лицо — сын генерала царской армии!
На той же плите заблаговременно приклеена и другая линза — с фотографией тети Симы. У нее фамилия мужа. Она моложе его на восемь лет. А сколько ей Бог отмерил прожить?..
И шумит над той плитой береза. На киевских кладбищах вообще очень много берез.