Как я узнал позже, Ивана увезли в психиатрическое отделение госпиталя «Святого Луки». Доподлинно так и не установили, что это: попытка суицида или несчастный случай? Согласно записи дежурного врача, Иван отрицал попытку суицида, уверяя, что поскользнулся на платформе. Как свидетельствует та же запись, он находился «в состоянии очень сильной аффектации». Токсикологический анализ показал наличие алкоголя в его организме.
Я, конечно, не сомневался в том, что Иван пытался покончить с собой. Не нашел в себе силы, чтобы выдержать ужас, открывшийся ему во время молебна, когда в тех дымах и тенях заглянул на миг в свою душу.
Вспомнилось, что два года назад, неизвестно при каких обстоятельствах, он попал в «ку-ку хауз» одного нью-йоркского госпиталя и пролежал там неделю. Может, он и тогда попытался, но не смог покаяться?..
Иван лежал в психбольнице, а я, мучимый угрызениями совести, готовился к ответу.
Пациент пытался покончить с собой! Шутка ли? Даже если не удалось доподлинно установить причину произошедшего, дело должно быть рассмотрено на рабочем совещании медперсонала клиники.
В следующий четверг мне предстояло выступить перед коллегами, представить им дело Ивана.
Никто в клинике не знал о нашем с ним посещении церкви.
Всю неделю меня раздирали сомнения: следует ли мне чистосердечно во всем признаться и «раскаяться» в своеволии, которое едва не привело к гибели больного?
Но ведь тогда – страшно подумать! – какими последствиями это может обернуться для меня: поставят низкую оценку или вовсе не зачтут интернатуру! Отправят депешу в институт декану! Сообщат в Совет психотерапевтов штата!..
Рой страхов витал над моей душой. Несколько раз я был близок к тому, чтобы навестить Ивана в госпитале «Святого Луки». Формально я был его лечащим психотерапевтом, меня бы к нему впустили.
Хорошо, приду, – рассуждал я. И что? – Попрошу его, чтобы он «не проболтался»? Чтобы не топил меня?
Что же получается? Иван едва не свел счеты с жизнью, трудно представить, что сейчас творится в его душе. И тут я – приползу к нему на коленях и стану умолять, чтобы он не губил мою карьеру?..
А не вложу ли я тем самым в руки Ивана оружие, которым он сможет потом мне отомстить? Начнет меня шантажировать? Или, проконсультировавшись со своим адвокатом, подаст на меня в суд? Ведь он же теперь с новой силой возненавидит и себя, и весь мир.
Одним словом, я чувствовал себя преступником, скрывающим от всех свое преступление и связанным с Иваном узами тайного сговора. Но в этот раз жертвой был он, а я получался как бы преступником, толкнувшим его на рельсы.