Грааль и Откровение Иоанна Богослова. Философия благородства (Роцков) - страница 13

Когда кто-то говорит, что он хочет избавить свое, например, искусство от всякой идеологии, наверное, он имеет в виду, что хочет избавиться от ложной идеологии или от насильственной и косной идеологии, т.е. такой идеологии, которая взята за непререкаемую застывшую догму. Но на самом деле любому человеку нужна идеология, нужны идеи, и не просто идеи, но постоянный поток идей. Прекрасных, возвышенных, имеющих вкус и аромат истины. Только если человек живет в потоке таких идей, он живет очень долго и очень счастливо. И, знаете, в одиночку это бессмысленно да и невозможно. Идеями надо обмениваться, делиться. Друг друга, надо как бы угощать ими, собравшись в тайный философский клуб. Тайный, потому что кто ж вам позволит открыто говорить истину? Кроме того, если идеология не поэтична, то это, скорее всего, лживая идеология. Под поэтичностью здесь имеется в виду специфическое обобщение реальности в образах, доступное только поэзии. Наука, особенно философия, тоже пользуется обобщением, но без тех самых специфических поэтических обобщений истина не полна и в результате непостижима. Умный человек за свою жизнь обычно меняет свое мировоззрение несколько раз и всегда открыт для новых идей. И если будет предложено нечто достаточно убедительное, всегда готов это рассмотреть и поменять свои убеждения, при этом, совершенно не обещая, что они теперь останутся неизменными.

Но вернемся к достоверности в истории. Итак, мы предложили в нашем исследовании за основу взять идею, хотя и на чей-то взгляд этот способ все-таки не достоверен, но и опять же, в чем другом искать достоверность? Сама история, например, при всей своей якобы фактичности недостоверна просто "по определению". Что есть история? Ее пишут победители, а сколько их было? Например, когда-то христиане во главе с епископом Феофилом сожгли знаменитую Александрийскую библиотеку, о чем Иоанн Златоуст с удовлетворением писал: "с лица земли исчезли все следы старой литературы и старой философии Древнего мира". Потом турки-мусульмане сожгли Византийскую библиотеку. Или другой пример: Иоанн Грозный приказал полностью уничтожить все исторические книги на Руси, что и было добросовестно проделано. После этого он собственноручно написал историю России заново. История писалась и переписывалась, а уж версии объяснения истрических событий порой оказываются не менее противоречивы, чем сами события. А может быть, варианты осмысления истории даже больше являются историей, чем реальные поступки исторических персонажей? Ведь вполне можно признать, что творческая человеческая мысль и ее плоды – это тоже история. Если так, пусть тогда и наша книга тоже вольётся в историю, или как-то на нее повлияет. Ведь ради этого и пишутся исторические книги: для продвижения философско-исторических проектов. Именно это и является стимулом для писателей. Сначала где-то в тонком плане появляется идея исторического проекта, потом эта идея становится некоей интенцией среди творческих умов. И вот появляются книги, потом общественные организации и социальные институты, а идея тем временем мертвеет… Как это знакомо, не так ли? Что же делать? Как найти вечную, бессмертную идею, и как же тогда всё-таки быть с достоверностью, махнуть на нее рукой, как на нечто недостижимое? Нам представляется, что первичный смысл символов и есть та достоверная основа, на которую только и можно опереться, изучая или пытаясь понять суть многочисленных исторических концепций. И когда идет разговор о Граале, совершенно необходим некий философский сепаратизм. Потому что нельзя смешивать и объединять с одной стороны первичный смысл символа, а с другой, например, реальные общественные организации, возникающие на протяжении истории и использующие этот символ и его уже вторичный, надуманный смысл для своих гербов, орденов, медалей, значков на мундире, печатей, штампов, флагов, знамен и прочее. Любая организация если не сразу, то постепенно коррумпируется (таковы люди), и потому символы обесценились. Что делать, например, с девальвированными словами: свобода, равенство, братство? Кто-то попользовался ими, переосмыслив изначальную суть. А теперь с этими словами запальчиво и "с полным правом" борются ненавидящие и свободу, и равенство и братство. Но что останется, если вычесть из ценностей человечества и такие вещи как гуманизм, прогресс, интернациональность? Эти слова тоже девальвировались. Для кого-то уже под сомнением крест, крестоносцы, христианство, обожение, святость, богочеловечество. Что делать? Отказываться от слов? Придумывать новые? Или пользоваться словами, заранее составив словарь авторских терминов, в котором не жалея времени и труда отмежеваться от политических, религиозных и национальных спекуляций? Посвятить половину книги только словам, их очищению, возврату давно утерянного или подмененного смысла? С символами ситуация еще хуже. Многие из них ассоциативно уже несут совсем другую идеологическую, историческую, политическую информацию. Очень далекую от своего изначального смыслового корня. За многими символами стоят партии, секты, ордена. Но изнасилованный, захватанный и загаженный символ не возможно заменить другим. Надо сказать, что уже нет или совсем мало осталось слов и знаков для обозначения высоких, святых и чистых понятий. И тогда приходится писателю и читателю договариваться о том, что мы будем иметь в виду за словом или символом. Надо снова и снова определяться в терминах. Ведь восприятие символов и значение терминов – исторически изменяемая реальность.